Шейла открыла глаза.
— Тут наверняка какая-то ошибка. А тот человек, который жил на другой стороне улицы? Он покончил с собой, очевидно, убийца он.
— Шейла, мы так не считаем.
— Мой отец не мог этого сделать.
— Дело в том, — мягко промолвил Эдгар, — что он сознался в убийстве.
Шейла распрямилась, Босх увидел на ее лице недоумение. Это удивило его. Он думал, что она всегда в глубине души подозревала отца.
— Он сказал, что ударил Артура бейсбольной битой за то, что мальчик не пошел в школу, — сообщил Босх. — Ваш отец говорит, что был тогда пьян, не соображал, что делает, и нанес слишком сильный удар. По его словам, это несчастный случай.
Шейла смотрела на Босха широко раскрытыми глазами, пытаясь осмыслить услышанное.
— Потом он положил тело вашего брата в багажник машины. Оказывается, когда вы ездили вдвоем с ним в тот вечер, ища Артура, оно все время находилось в багажнике.
Она снова закрыла глаза.
— Позднее, — продолжил Эдгар, — когда вы спали, он вышел потихоньку, поехал к холму и бросил тело там.
Шейла затрясла головой, словно хотела отогнать эти слова:
— Нет, нет, он...
— Вы когда-нибудь видели, чтобы отец бил Артура? — спросил Босх.
Шейла смотрела на него, словно выходя из оцепенения.
— Нет, ни разу.
— Вы уверены?
— Разве что шлепал по попке, когда он был маленьким и шалил. Вот и все.
Босх взглянул на Эдгара, потом снова на женщину и произнес:
— Шейла, я понимаю, мы говорим о вашем отце. Но ведь и о вашем брате. Жизнь не сулила ему ничего хорошего, так ведь?
Он выжидающе умолк. Женщина покачала головой.
— Мы располагаем признанием вашего отца и вещественными уликами. Кости Артура поведали нам одну историю. На костях есть повреждения. Их множество. С самых ранних лет.
Она кивнула.
— Нам нужен еще один свидетель, способный рассказать, каково было Артуру расти в этом доме.
— Пытаться расти, — добавил Эдгар.
Шейла выпрямилась и стала размазывать ладонями слезы по щекам.
— Могу вам только сказать, что ни разу не видела, как отец бил его. — И утерла слезы. — Невероятно, — пробормотала она. — Я только... только хотела выяснить, не Артур ли был похоронен там, на холме. А теперь... не стоило мне вам звонить. Нужно было...
Она сморщилась, пытаясь остановить слезы.
— Шейла, — спросил Эдгар, — если ваш отец не делал этого, то почему заявил, что это он? Почему он просил нас передать вам, что извиняется?
— Не знаю. Он болен. Пьет. Наверное, добивается внимания. Он ведь был актером.
Босх взял с журнального столика коробку с фотографиями. Увидел фотографию Артура, примерно пятилетнего. Достал ее и начал разглядывать. На ней не было никакого намека, что мальчик обречен и кости под плотью уже повреждены.
Он сунул фотографию на место и посмотрел на Шейлу. Их взгляды встретились.
— Шейла, вы поможете нам?
Она отвернулась и прошептала:
— Нет.
40
Босх остановил машину у дренажной штольни и поспешно заглушил двигатель. Ему не хотелось привлекать внимание жителей Уандерланд-авеню. Его выдавала полицейская машина. Но он надеялся, что все окна уже закрыты шторами.
Босх находился в машине один, его напарник поехал домой на ночь. Он опустил руку и нажал кнопку отпирания багажника. Высунулся из бокового окошка и посмотрел на темный склон холма. Разглядел, что вспомогательная служба уже убрала систему деревянных настилов и лестниц, ведшую к месту захоронения. На это Босх и рассчитывал. Он хотел, чтобы холм оставался таким, как в то время, когда Самьюэл Делакруа тащил тело сына вверх по склону в темноте.
Фонарик вспыхнул, встревожив на миг Босха. Он не сознавал, что держит на кнопке большой палец. Выключил его и оглядел дома. Следуя интуиции, Босх вернулся туда, где все началось. Он отправил под стражу человека за убийство, совершенное больше двадцати лет назад, но ему это не принесло удовлетворения. Что-то было неладно, и он собирался начать отсюда.
Босх выключил верхний свет в машине, тихо открыл дверцу и вышел с фонариком. У багажника снова огляделся и поднял крышку. В багажнике лежал позаимствованный у Джеспера тест-манекен, какие применяются для проведения следственных экспериментов, в частности при подозрительных прыжках с целью самоубийства и наездах машин на пешеходов. В научно-исследовательском отделе имелся широкий ассортимент размеров, от младенческого до взрослого. Вес каждого манекена можно менять при помощи фунтовых мешочков с песком, добавляя их или вынимая из застегнутых на молнии карманов на груди и конечностях.
У манекена в багажнике Босха на груди была надпись по трафарету — «НИО». Лицо отсутствовало. Босх с Джеспером в лаборатории придали ему вес семьдесят фунтов, такой Голлиер приписал Артуру Делакруа, основываясь на величине костей и фотографиях мальчика. На манекене был купленный рюкзак, похожий на тот, что обнаружили в земле при раскопках. В него наложили тряпья из багажника примерно в объеме одежды, найденной вместе с костями.
Босх положил фонарик, взял манекен за руки и вытащил из багажника. Поднял его и взвалил на левое плечо. Пошатнулся, сохраняя равновесие, потом снова полез в багажник за фонариком. Сунул его в один из передних карманов, его луч широко освещал вершины деревьев и был бесполезен для Босха.
В первые пять минут Босх дважды упал и быстро устал, не пройдя и тридцати футов по крутому склону. Поскольку фонарик не освещал ему путь, он не заметил острую веточку, и она разодрала ему щеку. Босх ругнулся, но продолжил путь.
Поднявшись на пятьдесят футов, Босх устроил первую передышку, бросив манекен у сосны и сев на его грудь. Вытащил из брюк заправленную в них майку и прижал подол к щеке, чтобы остановить кровь. Рану жгло от стекающего по лицу пота.
— Ну что ж, пошли дальше, — сказал Босх, когда перевел дыхание.
Следующие двадцать футов Босх волок манекен по склону. Продвижение получалось более медленным, но так было легче, чем нести его на себе, к тому же Делакруа заявил, что вспомнил — он пользовался таким методом.
После еще одной передышки Босх поднялся на последние тридцать футов до ровного места и втащил манекен в яму под акациями. Опустился на колени.
— Чушь, — произнес он, ловя ртом воздух. — Чушь это.
Босх не представлял, чтобы Делакруа мог одолеть такой подъем. Он был лет на десять постарше, чем Делакруа, когда предположительно совершил такой же подвиг, но пребывал в хорошей для своего возраста физической форме. И притом трезвым, а Делакруа утверждал, что был пьян.
