Салон моего "мерседеса" был слишком высок для старика. Служитель помог подсадить его в машину. Надо учесть на будущее, когда будем выезжать в люди.
Мы поехали в "Печеную картофелину", ужинали и слушали квартет гастролирующих джазменов, которые называли себя "Четыре в квадрате". Играли они неплохо, правда, чувствовалась в них усталость. Зато чаще других они выдавали мелодии Билли Стрейхорна, которые я тоже любил, в общем, скучать не пришлось.
Шугэ Рей тоже не скучал. Он повеселел и подергивал плечами в такт. После каждого номера громко хлопал в ладоши. В глазах его читалось благоговение. Благоговение перед звуками и ладом.
Джазмены не узнали его. Не многие узнавали теперь бывшую знаменитость. Но это не огорчало Шугэ Рея и не омрачало нам вечер.
Пошел десятый час, и мой спутник начал сдавать. Для него наступило время спать и видеть сны. Он рассказывал мне, что часто играет во сне. Хорошо, если бы все были счастливы во сне.
Наступило и мое время, время заглянуть в глаза человеку, который отнял у Анджеллы Бентон жизнь. Да, я больше не ношу полицейский значок и не являюсь официальным лицом. Зато мне удалось кое-что выяснить, и я должен вступиться за нее, мертвую. Утром я сообщу другим о том, что знаю сам, и тогда буду иметь право сесть в сторонке и наблюдать за происходящим. Но сейчас я должен действовать. Я поеду не домой, а к Лайнусу – посмотреть на этого недочеловека. Пусть знает, кто держит его на прицеле. Пусть ответит за смерть Анджеллы Бентон.
Сажать одному в машину моего друга было тяжело. По возвращении в "Великолепный возраст" я позвал на помощь служителя. Мы растолкали задремавшего старика и поставили на землю, потом провели по дорожке и коридорам в его комнату.
Он сидел на кровати, борясь со сном.
– Где ты был, Гарри? – спросил он.
– С тобой, все время с тобой.
– Упражнялся?
– Я каждую свободную минуту упражняюсь.
Я понял, что он уже забыл о нашей вылазке в "Печеную картофелину" и думал, что я занимался на трубе.
– Шугэ Рей, мне пора идти. Кое-какая работенка дожидается.
– Валяй, Генри.
– Я Гарри.
– А я что сказал?
– Хочешь, чтобы я включил ящик, или будешь спать?
– Включи, включи, если не возражаешь.
Я включил телевизор. На экране засветилась программа Си-эн-эн, и он попросил оставить ее.
Я подошел к нему, похлопал по плечу и двинулся к двери.
– "Роскошная жизнь", – промолвил он мне вслед.
Я остановился, оглянулся. Шугэ Рей улыбался. "Роскошная жизнь" – последнее, что мы слышали в "Печеной картофелине". Помнит-таки, бродяга.
– Люблю эту песню, – пояснил он.
– Я тоже.
Я оставил старика с воспоминаниями о роскошной жизни, а сам рванул сквозь ночь посмотреть на Короля ночи, отнявшего человеческую жизнь. У меня не было оружия, но я не боялся. На меня снизошла благодать. В голове звучала последняя молитва Анджеллы Бентон.
38
В начале одиннадцатого я подъехал к бару "у Ната", располагавшемуся на Чероки-стрит в полуквартале от Голливудского бульвара. Время ночной жизни уже наступило, но у входа не было ни очереди, ни плюшевых канатов, ни швейцара, ни сборщика подати за вход. Посетителей внутри тоже было мало.
Я частенько заглядывал сюда по разным поводам. Обычная забегаловка с обычной клиентурой – любителями горячительного. В бар не шли подцепить девочку – дешевки, торчащие за углом, не в счет. Здесь не устраивали торжеств. Сюда приходили пить. Заведение не скрывало своего лица.
Увидев внутри начищенные медные предметы и панели из дорогих древесных сортов, я понял, что это показуха, а не что-то естественное и, следовательно, устойчивое. Не имеет значения, сколько посетителей было при открытии "Дня саранчи Ната" и сколько их сейчас. Предприятие не станет цветущим оазисом в пустыне ночи. Оно было обречено уже до того, как смешали, взболтали и подали в черной салфетке первый мартини с кусочком лимона.
Я прошел в бар, где сидели три клиента, похоже, туристы из Флориды, после изрядной дозы желанного калифорнийского крепкого. Стойку обслуживала сухощавая высокая барменша в обязательных черных джинсах. Благодаря плотно облегающей рубашке ее груди торчали как напоказ. Пониже плеча вытатуирована черная змея, которая раздвоенным красным языком словно облизывала локоть. Волосы у девицы подстрижены короче, чем у меня, а на шее еще одна татуировка – эмблема бара. Мне вспомнилось, с каким наслаждением сутки назад я любовался шеей Элеонор.
– Десятка аванса, – сказала девушка. – Чего желаете?
В журнальной статье упоминалось, что аванс – двадцать долларов.
– Какой аванс? У вас же пусто.
– Подожди, народ соберется. Давай десятку.
Я пальцем не шевельнул, чтобы достать деньги.
– Где Лайнус? – тихо спросил я, облокотившись на стойку.
– Его сегодня здесь нет.
– А где он? Мне нужно с ним поговорить.
– Думаю, в "Последнем пристанище Чета и Коузи", у него там главный офис. А по другим местам он раньше полуночи не ездит. Где же десятка?
– Не будет никакой десятки. Я отваливаю.
– Ты – легавый, да?
– Двадцать восьмой год служу, – гордо заявил я.
Я умолчал, что на двадцать восьмом году бросил службу. Едва я за порог, она, конечно, к телефону – предупредить босса, что к нему едет легавый. Что ж, звонок мне на пользу.
Я достал десятку и кинул на стойку.
– Это не аванс. Это тебе. Отрасти волосы и сделай прическу.
Девица изобразила улыбку, обнаружившую ямочки на щечках, и сгребла деньги.
– Спасибо, папашка.
Я улыбнулся и вышел.
Мне понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы добраться до "Последнего пристанища Чета и Коузи" в Санта-Монике на Ла-Бреа. Адрес я узнал из "Лос-Анджелес мэгэзин", который сообщал местоположение всех заведений Лайнуса.
В "Пристанище" тоже не стояла очередь, и посетителей было мало. Я сообразил: если его рекламируют в туристских изданиях, значит, оно идет ко дну.
"Пристанище" оказалось точной копией "У Ната" – вплоть до длинноногой девицы с пышной грудью за стойкой и тоже с наколкой. Единственное, что мне понравилось, – музыка. Когда я вошел, звучала песня "Жжет, как надо" Чета Бейкера. Похоже, у Лайнуса есть кое-какой вкус.
Барменша, как я уже сказал, была похожа на ту девицу, которую я видел, – длинная, худая, вся в черном, только татуировка пониже плеча изображала лицо Мэрилин Монро времен исполнения "С днем рождения, мистер президент!".
