– Еще пять минут! – выпалила она.
– Где вы?
– Возвращаюсь с совещания. Нас собирали в местном отделении Бюро.
– Что за совещание?
– Расскажу при встрече. Я уже на Парадайз-роуд.
– Ладно, жду.
Я захлопнул крышку телефона и уставился на афишу, приклеенную к стеклу стоявшего впереди такси. Реклама какого-то шоу в "Ривьере". На афише танцевали несколько обнаженных красоток с роскошными формами – вид сзади. Я подумал о том, как меняется Вегас, вспомнил статью об исчезнувших мужчинах. О тех, кто оставляет семью лишь затем, чтобы сразу по приезде насладиться такой вот афишкой. А их здесь сотни и тысячи.
На противоположной стороне улицы притормозила "виктория". Рейчел опустила стекло.
– На моей поедем?
– На моей. – Я подумал, что это даст мне пусть и небольшое, но преимущество.
Рейчел не стала спорить. Она завела "викторию" на стоянку и села в "мерседес".
Я не трогался с места.
– Кофе ваш? – осведомилась Рейчел.
– Нет, один для вас. Вот сахар. А сливок не прилагается.
– Я все равно пью черный.
Рейчел сделала большой глоток. Я посмотрел вперед через лобовое стекло, перевел взгляд на зеркало заднего обзора. И все еще ждал.
– Ну так что, едем? – не выдержала Рейчел.
– Вот уж и не знаю. Может, для начала лучше поговорить?
– О чем, собственно?
– О том, что здесь происходит.
– А что здесь происходит?
– С чего это вас в такую рань понесло в контору? А ну-ка, агент Уоллинг, выкладывайте.
Рейчел раздраженно фыркнула.
– Знаете, Гарри, по-моему, вам следует кое-что зарубить себе на носу. Это расследование для Бюро чрезвычайно важно. Оно на контроле у самого директора.
– Ну и?..
– Ну и если он назначает совещание на десять утра, то мы, штабные крысы из Квонтико, а также полевые работники, собираемся в девять, чтобы подготовиться к докладу и никого не подставить ненароком.
Я кивнул. Вот теперь все ясно.
– А девять в Квонтико – это шесть в Вегасе.
– Вот именно.
– Ну и что там было в десять? Что вы доложили директору?
– Вообще-то это дело ФБР... – Рейчел с улыбкой повернулась ко мне. – Но от вас я ничего утаивать не собираюсь. Надеюсь, что и вы поделитесь со мной своими секретами. Директор собирается раскрыть карты. Хранить молчание уже слишком рискованно. Если информация просочится наружу, возникнут подозрения в намеренном сокрытии фактов. Так что лучше взять инициативу в свои руки.
Я тронулся с места, направляясь к выезду со стоянки. Маршрут наметил заранее. Поедем по Фламинго до Пятнадцатого, затем бросок в сторону Блу-Даймонд-хайвей, далее строго на север, до самого Ясного.
– И что же шеф собирается выложить публике?
– На сегодня, ближе к концу дня, у него намечена пресс-конференция. Он объявит, что, судя по всему, Бэкус жив и мы охотимся за ним. Продемонстрирует сделанный Терри Маккалебом снимок Шенди.
– А что, ваши ребята уже все выяснили?
– Да. Непонятно только, как имеющиеся факты связаны с Шенди – может, Маккалеб просто так называл Бэкуса. Но как раз сейчас, в этот самый момент, пока мы с вами беседуем, проводится сравнительный анализ фотографий, сделанных Терри, и фотографий Бэкуса. Судя по предварительным результатам, это одно лицо. Бэкус.
– И Терри его не узнал.
– Что-то он заподозрил, не зря же фотографировал! Но у этого типа была борода, темные очки и бейсболка. К тому же, по словам специалистов, он сделал пластическую операцию на носу и, не исключено, на щеках. И зубы заменил. Сейчас много чего с собой можно сотворить, даже голос новый заполучить. Такие операции тоже проводятся. Знаете, я вдоль и поперек изучила эти снимки и все равно не уверена, что это Бэкус, а ведь я с ним пять лет бок о бок проработала. Намного дольше, чем Терри, после того как его перевели в Лос-Анджелес.
– И где же он проделал с собой все эти фокусы, есть идеи?
– На этот счет у нас практически нет сомнений. Шесть лет назад в Праге, в сгоревшем доме, обнаружили трупы одного хирурга и его жены. Этого парня хорошо знал Интерпол. Жена работала у него медсестрой. Хирурга подозревали в проведении пластических операций. Частным образом изменял внешность – на дому, там был оборудован хирургический кабинет. Версия была одна: клиент избавился от врача, а заодно и от жены, чтобы замести следы. А все регистрационные карточки и записи сгорели. Официально объявили, что это поджог.
– Ну и какая связь с Бэкусом?
– Документально – никакой. Но нетрудно догадаться, что после того, как Бэкус был разоблачен, подняли все дела, которые он вел в качестве агента ФБР. И выяснилось, в частности, что он нередко командировался за границу для оказания консультационных услуг. Бывал в Польше, Югославии, Италии, Франции, да где только не был.
– И в Праге тоже?
Рейчел кивнула:
– И в Праге тоже. Тамошняя полиция искала маньяка, он консультировал. Дело такое. Исчезали молодые женщины, потом трупы обнаруживали в реке. Женщины были проститутками. Доктора – я говорю о хирурге – вызвали в связи с тем, что трем жертвам он увеличивал бюст. Бэкус принимал участие в допросе.
– И мог узнать, чем тот занимается на стороне?
– Вот именно. Мы считаем, что именно он сделал пластическую операцию.
– Не так-то это просто. Тогда его фотографии мелькали на первых полосах газет, на обложках журналов.
– Знаете что, Гарри, Боб Бэкус далеко не дурак. Он, конечно, маньяк, но маньяк умный. Честно говоря, если не считать героев книг и кинофильмов, я с такими гениями в подобных делах не сталкивалась. Даже Банди – и тот слабее. Надо исходить из того, что с самого начала у него имелся план отступления. С самого первого дня. Когда восемь лет назад я стреляла в Поэта, у него, уж можете мне поверить, план был наготове. Деньги, удостоверения личности – словом, то, что нужно, чтобы исчезнуть, а потом снова всплыть на поверхность. Все добро носил при себе. Судя по всему, из Лос-Анджелеса он уехал на восток, а потом в Европу.
– Предварительно спалив кооперативный дом, где у него была квартира?
– Да, с нашей точки зрения, это его рук дело. Следовательно, через три недели после моего выстрела в Лос-Анджелесе он объявился в Виргинии. Умный ход. Бэкус сжег дом и отправился в Европу, где можно было залечь на дно, изменить внешность, а затем продолжить свое дело.
– Например, в Амстердаме.
Рейчел кивнула.
– Первое убийство в Амстердаме произошло через семь месяцев после гибели хирурга в Праге.
