– Если все же пойдешь, будь осторожен.
Прежде чем закончить разговор, Босх решил сменить тему. Эдгар всегда был в курсе последних сплетен и сам любил потрепать языком, а Босх не хотел, чтобы про него говорили, будто он, едва вернувшись на службу, принялся копать под Ирвинга.
– Что нового в Голливуде? – спросил он.
– Только-только вернулись в старое здание. После землетрясения там практически все поменяли. Ты много потерял. Почти весь год теснились на последнем этаже. Все на виду, так что и перекличку проводить не надо.
– И как там сейчас?
– Как в страховой конторе. У каждого свой закуток, везде звуконепроницаемые перегородки. Все выкрашено в серый цвет. Неплохо, но не то.
– Понимаю.
– Потом поменяли столы. У начальства теперь широкие, двухтумбовые, а у остальных обыкновенные.
Босх улыбнулся. Такого рода мелочи всегда привлекали к себе повышенное внимание, вызывая раздражение и напряжение, но администраторы, похоже, не извлекали из своих просчетов никакого урока и упорно принимали необдуманные решения. Босх помнил, что, когда отдел внутренних расследований переехал из Паркер-центра в Брэдбери, по департаменту моментально распространился слух, что капитан получил в свое распоряжение кабинет с камином.
– Чем собираешься заняться, Джерри?
– Тем же, чем и всегда. Ты и сам знаешь, у нас закон один: не протирать штаны, а стучать в двери.
– Понял тебя, приятель.
– Будь осторожен, Гарри. Прикрывай тыл.
– Как всегда.
Положив трубку, Босх еще с минуту сидел за столом, обдумывая то, что услышал от Джерри Эдгара. Если между расследованием и ПООБом действительно существовала связь, дело представало в совершенно ином свете.
Перед ним лежал отчет о краже из дома Сэма Вейсса, составленный и подписанный Джоном Маклелланом. Он снова поднял трубку, позвонил в оперативный отдел Паркер-центра и попросил дежурного посмотреть данные на детектива Маклеллана. Для облегчения поисков Босх продиктовал номер жетона, который значился в отчете. Больших надежд он не питал – в конце концов, прошло семнадцать лет, и детектив скорее всего уже вышел в отставку.
Дежурный, однако, сообщил, что полицейский по имени Джон Маклеллан, номер жетона которого совпадает с названным, состоит ныне в звании лейтенанта и числится в отделе стратегического планирования. Картина вырисовывалась интересная. Семнадцать лет назад Маклеллан работал на Ирвинга в подразделении по охране общественной безопасности. Теперь, сменив место службы и поднявшись в звании, он по-прежнему работал у Ирвинга. И надо же так случиться, что именно на Ирвинга Босх наткнулся в кафетерии в тот самый день, когда получил дело, пусть и отдаленно, но все же связанное с ПООБом.
Будто совершающий маневр неуклюжий линкор, дело медленно, но верно и неудержимо поворачивалось в новом направлении. Босх почувствовал, как что-то шевельнулось в груди. Случайна ли была утренняя встреча с Ирвингом? И если случайна, то знал ли заместитель начальника полиции о том, какое именно дело снято с пыльной полки и кому оно поручено?
Тайн у департамента хватало, и число их возрастало с каждым днем. Об этом знали все. Но кто семнадцать лет назад мог подумать, что химический анализ в лаборатории Сакраменто станет лопатой, которая воткнется в слежавшуюся грязь и, перевернув прошлое, обнажит именно этот похороненный секрет.
Глава 17
По дороге домой Босх снова и снова размышлял о многочисленных щупальцах, которые обвились вокруг тела Ребекки Верлорен. Он знал, что сейчас самое важное – не упустить из виду цель, не позволить себе отвлечься и выпустить из рук ключ. Внутренние интриги, коррупция, стремление любой ценой отстоять честь мундира, прикрыв просчеты, а порой и откровенные злоупотребления, – все это могло сыграть против него, сбить с дороги, увести в сторону. А значит, остается только держаться подальше от возможного скандала и быть настороже.
В конце концов ему все же удалось сдвинуть в сторону тень Ирвинга и сконцентрироваться на деле. Мысли снова привели в комнату Ребекки Верлорен, сохранившуюся неизменной по прошествии стольких лет. Что заставило мать поступить именно так? Сам факт потери дочери или сопутствующие этой потере обстоятельства? Как бы повела себя Мюриель Верлорен, если бы лишилась ребенка в результате несчастного случая, болезни или, например, развода? У Босха была дочь, которую он видел слишком редко, и это постоянно давило на него. Он знал, что всегда, где бы она ни находилась, близко или далеко, будет уязвим и рано или поздно закончит либо как несчастная мать, превратившая спальню ребенка в подобие музея, либо как отец, давным-давно потерявший связь с миром.
Но было, помимо всего прочего, в спальне еще что-то, что не давало покоя. Босх не мог пока точно установить, что именно, и это только усиливало беспокойство, цепляло, изводило. Он посмотрел влево, в сторону Голливуда. Небо еще оставалось светлым, но вечер уже наступал. Тьма ждала слишком долго. Над горизонтом скрещивались лучи, которые, как он знал, сходились на углу Голливуда и Вайн. Все такое знакомое. Все такое красивое.
Вернувшись домой, Босх проверил почту и телефон. Потом снял костюм, купленный специально по случаю возвращения, и аккуратно повесил в шкаф, решив, что наденет его по крайней мере еще раз, прежде чем отнести в химчистку. Достал из шкафа джинсы, черные туфли на резиновой подошве и черную рубашку. Надел спортивный пиджак, правое плечо которого изрядно поистрепалось – надо бы повнимательнее на поворотах. Взял пистолет, жетон и бумажник. Сел в машину и поехал в Страну игрушек. Припарковаться Босх решил на стоянке музея в Джапантауне – место надежное, и можно не беспокоиться, что найдешь машину с разбитыми стеклами и покореженными дверцами. Дальше он двинулся пешком по Пятой улице, встречая по пути все больше бездомных. Приюты для них занимали несколько вытянувшихся одна за другой пятиэтажек. На тротуарах у содержащихся за счет миссий ночлежек и дешевых отелей стояли магазинные тележки и картонные ящики со скудными пожитками тех, кто давно потерял себя. Казалось, где-то неподалеку взорвалось что-то вроде социальной бомбы, разметавшей во все стороны осколки рассыпавшихся жизней. Тут и там слышались мужские и женские голоса, неразборчивые, бессвязные ночные крики. Это был город, который жил по своим правилам и своему разумению. Больной город, с раной столь глубокой, что никакие повязки, которые накладывали благотворительные миссии, не могли остановить кровотечение.
Через некоторое время Босх заметил, что его никто не останавливает, не просит денег или закурить. По странной иронии, именно район с самой высокой концентрацией бездомных был местом, в наибольшей степени свободным от их привычных домогательств.
Здесь сосредоточились основные центры помощи, организованные благотворительной миссией Лос-Анджелеса и Армией спасения. Босх решил начать с них. С собой у него было две фотографии Роберта Верлорена: двенадцатилетней давности карточка с водительских прав и более ранний снимок с похорон дочери. Он показывал их как рабочим в самих центрах, так и добровольцам на кухнях, ежедневно раздающим сотни тарелок с бесплатной едой. Поначалу ему не везло, люди лишь качали головой и бросали короткое «нет», но потом один кухонный рабочий признал в Верлорене «клиента», регулярно появлявшегося в очереди к раздаче несколько лет назад.
