– Полиция! – крикнул женский голос. – Бросай оружие!
Я посмотрел на дверь и никого не увидел.
– Оружие на пол, и выходите с поднятыми руками!
На сей раз гремел мужчина, и этот голос я узнал.
Я вытащил пистолет из кармана пиджака и, положив на пол, отпихнул от себя.
– Оружие на полу, – произнес я так громко, как только позволяла рана в животе. – Но я не могу встать, у меня огнестрельное ранение. Мы оба ранены.
Я увидел, как в дверном проеме показался пистолетный ствол, за ним – рука, а за ней – мокрый черный плащ детектива Лэнкфорда. Он шагнул в дом, а за ним, быстро, след в след, его напарница. Оказавшись в холле, Лэнкфорд ногой отпихнул пистолет от тела лежащей Виндзор. Свой собственный он держал нацеленным на меня.
– Кто-нибудь еще есть в доме? – спросил он.
– Нет. Послушайте меня…
Я попытался сесть, но острая боль пронзила тело.
– Не двигаться! Лежать на месте! – крикнул Лэнкфорд.
– Выслушайте меня. Моя семья…
Собел громко отдавала распоряжения в портативную рацию, вызывая две машины «скорой помощи» – для двух раненых с огнестрела.
– Одну машину, – поправил Лэнкфорд, пистолетом указывая на Виндзор. – Эта мертва.
Собел убрала рацию в карман дождевика и приблизилась ко мне. Опустившись на колени, отняла мою руку от раны и вытащила рубашку из брюк, чтобы осмотреть повреждение. Затем опять прижала мою руку к пулевому отверстию.
– Прижмите как можно сильнее. Из раны идет кровь. Вы слышите меня? Прижмите руку покрепче.
– Послушайте меня, – снова начал я. – Моя семья в опасности. Вы должны…
– Держите!
Она сунула руку в свой плащ и, вытащив из-за пояса сотовый телефон, включила его и нажала кнопку скоростного набора. На том конце сразу же ответили.
– Это Собел. Везите его обратно. Его мать только что пыталась застрелить адвоката, но тот ее опередил.
Несколько секунд она слушала, потом спросила:
– Тогда где он?
Собел выключила телефон, и я вопросительно уставился на нее.
– Не беспокойтесь, его схватят. Ваша дочь в безопасности.
– Вы за ним следите?
Она кивнула.
– Мы шли по следам вашего плана, Холлер. У нас было не так уж мало улик против него, но мы надеялись на большее. Помните, я говорила, что нам нужно рассеять сомнения в отношении убийства Левина? Мы рассчитывали, что если отпустим его на свободу, то он продемонстрирует тот же самый трюк – покажет нам, как сумел добраться до Левина. Но получилось, что эту загадку разрешила его мать.
Я все понял. Несмотря на вытекающую из меня кровь и жизнь, я смог свести концы с концами. Освобождение Руле было инсценировкой. Они надеялись, что он пустится на охоту за мной, обнаружив свой загадочный метод обходить электронную систему слежения – применив тот же трюк, который использовал, идя на убийство Анхеля Левина. Но оказалось, это сделала за него мать.
– А Мэгги? – спросил я слабым голосом.
Собел покачала головой.
– Она в полном порядке. Ей пришлось участвовать в игре вместе с нами, потому что мы не знали, поставил ли Руле прослушивающее устройство на вашем телефоне или нет. Она не могла сообщить вам, что они с Хейли в безопасности.
Я закрыл глаза, не зная, благодарить ли мне судьбу за то, что они живы и здоровы, или злиться на Мэгги за то, что использовала отца своей дочери в качестве приманки для убийцы.
Я опять попытался сесть.
– Я хочу ей позвонить. Она…
– Не шевелитесь. Просто лежите, и все.
Я опять положил голову на пол. Было холодно, меня била дрожь, и одновременно прошибал пот. Я чувствовал, что слабею и дыхание делается поверхностным.
Собел вынула из кармана рацию и потребовала у диспетчера расчетное время прибытия медпомощи. Диспетчер доложила, что машина в шести минутах езды.
– Подержитесь еще чуть-чуть, – попросила Собел. – Все будет хорошо. Судя по тому, куда попала пуля, вы должны поправиться.
– Пот…
Я хотел сказать «потрясающе», вложив в эту реплику побольше сарказма, но сознание у меня помутилось.
Рядом с Собел встал Лэнкфорд и тоже стал смотреть на меня. Рукой в перчатке он поднял пистолет, из которого стреляла Мэри Виндзор. Я узнал отделанную перламутром рукоятку. Пистолет Микки Коэна. Мой пистолет. Пистолет, из которого она убила Анхеля.
Он кивнул, и я воспринял это как своего рода знак. Пожалуй, такой, что в его глазах я поднялся ступенькой выше: видимо, оттого, что выполнил за них работу, вытащив на свет гнусного убийцу. Может, это было даже предложением о перемирии или после этого он перестанет ненавидеть адвокатов.
Я кивнул ему в ответ, и это маленькое движение заставило меня закашляться. Во рту я почувствовал странный вкус и сообразил, что это кровь.
– Только не вздумайте тут отключаться при нас, – быстро произнес Лэнкфорд. – Если придется делать судебному адвокату искусственное дыхание «рот в рот», нам после этого не выжить.
Он улыбнулся, я тоже. Потом перед глазами стала стелиться темнота. И вскоре я уже, покачиваясь, как на волнах, уплывал по ней вдаль.
Часть третья
Открытка с Кубы
Глава 46
Вторник, 4 октября
Прошло пять месяцев с тех пор, как я в последний раз был в зале суда – на том достопамятном судебном процессе. За это время мне сделали три хирургические операции, чтобы привести в порядок тело, дважды предъявляли иск в гражданском суде – и со стороны полицейского департамента Лос-Анджелеса, и со стороны Калифорнийской ассоциации адвокатов. Мой банковский счет был высосан досуха расходами на медицинское обслуживание, на проживание, пособием на ребенка и даже издержками на людей из моего окружения – да-да, на племя адвокатов.
Но я выжил, несмотря ни на что, и сегодня, впервые с тех пор как Мэри Алиса Виндзор подстрелила меня, выхожу на прогулку без палки и отупляющих обезболивающих средств. Для меня это первый реальный шаг к возвращению в строй. Как ни крути, трость – символ слабости. Никому не нужен судебный адвокат, который выглядит слабым. Я должен уметь стоять прямо, пружинить мышцами – насквозь изрезанными хирургом, чтобы извлечь пулю, – и, конечно, вновь научиться двигаться самостоятельно. Только тогда я почувствую, что сумею, как и прежде, уверенным шагом войти в зал суда.
Я сказал, что не был там все это время, но это не означает, что сам я не являюсь объектом судебного разбирательства. Хесус Менендес и Льюис Руле судятся со мной, и эти судебные дела, вероятно, будут тянуться не один год. Иски у них отдельные, независимые друг от друга, но оба моих бывших клиента обвиняют меня в профессиональной некомпетентности и нарушении адвокатской этики. Несмотря на всю конкретику выдвинутых против меня обвинений, Руле так и не смог дознаться, каким образом я предположительно добрался до Дуэйна Джеффри Корлисса, в закрытое медицинское учреждение при Южнокалифорнийском университете, и напичкал его конфиденциальной информацией, абсолютно не подлежавшей разглашению. И маловероятно, что когда-нибудь дознается. Глория Дейтон давно покинула эту больницу. Она прошла программу реабилитации, взяла двадцать пять тысяч долларов, которые я ей дал, и переехала на Гавайи, чтобы начать новую жизнь. А Корлисс, который, вероятно, лучше кого-либо понимает, как важно держать язык за зубами, предпочитает держаться старой версии, уже изложенной под присягой: мол, будучи под арестом, Руле признался ему в убийстве девушки-змеи. Он избежал обвинений в лжесвидетельстве, поскольку привлечение его к суду дискредитировало бы дело штата против Руле и явилось бы самобичеванием ведомства окружного прокурора. Мой адвокат говорит мне, что судебная тяжба Руле против меня является просто попыткой спасти лицо, без всяких на то оснований, и что в конце концов истец оставит меня в покое. Очевидно, когда у меня не останется больше денег, чтобы платить адвокату.
