Адвоката всегда винят в том, что он зарабатывает себе на жизнь. Как будто это преступление – хотеть получать деньги за выполненную работу. Если б я только пару лет назад слез со студенческой скамьи, слова Скейлза вызвали бы у меня бурную, почти бешеную, реакцию. Но к этому времени я выслушал подобные оскорбления достаточно много раз, я к ним привык и стал воспринимать философски.
– Что я могу тебе сказать, Сэм? Это наш не первый разговор.
Он кивнул и ничего не ответил. Я воспринял его реакцию как знак того, что он примет предложение окружного прокурора: четыре года в исправительных учреждениях штата и штраф в размере десяти тысяч долларов, после чего последуют пять лет условного пребывания на свободе, под надзором полиции. Освободится он года через два с половиной, но последующий контроль будет невыносимым для прирожденного афериста и сомнительно, что он продержится без эксцессов.
Через несколько минут я встал и покинул камеру. Постучал в наружную дверь, и судебный пристав Фрей впустил меня обратно в помещение суда.
– Он готов к выходу, – сказал я.
Я занял место за столом защиты, а вскоре Фрей вывел Скейлза и усадил рядом со мной. На Сэме по-прежнему были наручники. Он ничего мне не сказал. Еще через несколько минут из своего кабинета на пятнадцатом этаже спустился Гленн Бернаскони, обвинитель, приписанный к сто двадцать четвертому отделу, и я сообщил ему, что мы готовы к вынесению решения по делу.
В одиннадцать утра вышла из своего кабинета и заняла судейскую скамью судья Джудит Шампейн, и Фрей потребовал тишины. Судья, миниатюрная привлекательная блондинка, работала некогда прокурором, да и на судейской скамье провела по меньшей мере столько же, сколько я в своей профессии. Всю жизнь она являлась приверженцем старой школы – суровая, но справедливая, она управляла залом суда как феодальным поместьем. Иногда даже брала на работу собаку, немецкую овчарку Юстицию. Будь сейчас у судьи Шампейн хоть малейшая свобода действий при вынесений приговора, Сэм Скейлз получил 6ы на всю катушку. Судебной сделкой я спас его от этой участи. Именно такую услугу я оказал Сэму Скейлзу – не важно, знал он о ней или нет.
– Доброе утро, – сказала судья. – Я рада, что сегодня у вас нашлось время приехать, мистер Холлер.
– Я приношу свои извинения, ваша честь. Я задержался на судебном заседании у судьи Флинна в Комптоне.
Больше мне ничего не пришлось объяснять. Судья знала Флинна. Как, впрочем, и все остальные.
– Да еще в День святого Патрика, ни больше ни меньше, – добавила она.
– Да, ваша честь.
– Как я понимаю, принято решение по делу Цунамского Свенгали. – Она тут же посмотрела на секретаря. – Мишель, вычеркните это из протокола.
Потом опять перевела взгляд на противоборствующие стороны.
– Принято решение по делу Скейлза. Это так?
– Так, – ответил я. – Мы принимаем предложение штата.
– Отлично.
Бернаскони наполовину прочитал, наполовину произнес по памяти юридическую формулировку принятия от обвиняемого заявления о признании себя виновным. Скейлз отказывался от своих прав на судебное разбирательство и признавал себя виновным в предъявленных обвинениях. Он не произнес ничего более помимо формального заявления. Судья приняла соглашение и в соответствии с ним вынесла приговор.
– Вы счастливчик, мистер Скейлз, – сказала она по окончании. – Убеждена, что мистер Бернаскони был весьма щедр по отношению к вам. От меня бы вы этого не дождались.
– Я не чувствую себя таким уж счастливчиком, – сказал Скейлз.
Судебный пристав Фрей похлопал его по плечу, приглашая на выход. Скейлз встал и повернулся ко мне.
– Я так понимаю, на этом все? – произнес он.
– Удачи, Сэм, – ответил я.
Его вывели через стальную дверь, и я наблюдал, как она за ним закрывается. Руку я ему не пожал.
Глава 13
Ван-нуйсский административный центр представлял собой длинную, залитую бетоном открытую площадку, окруженную комплексом официальных учреждений. На одном ее конце находилось здание ван-нуйсского отделения полиции Лос-Анджелеса. Вдоль длинной стороны расположились два здания суда, напротив них – публичная библиотека и здание городской администрации, а в дальнем конце этого коридора из стекла и бетона – здание федеральной администрации и почта. Я ждал Льюиса Руле на одной из бетонных скамеек, возле библиотеки. Несмотря на прекрасную погоду, было довольно пустынно. Не то что накануне, когда это место наводнили фотографы, телеоператоры, газетчики и репортеры всех мастей, окружившие Роберта Блейка и его адвокатов, стараясь поставить знак равенства между вынесенным Блейку вердиктом «невиновен» и непричастностью к преступлению.
Стоял славный тихий день, послеобеденная пора – обычно в такое время я люблю побыть на солнышке. Большая часть моей работы протекает в лишенных солнечного света залах суда без окон или на заднем сиденье автомобиля, поэтому я стараюсь выйти на свежий воздух при всякой возможности. Я был раздражен, потому что Льюис Руле опаздывал и потому что слова Сэма Скейлза о том, что я легальный мошенник, травили мне душу и жгли мозг, точно раковая опухоль. Наконец я увидел Руле, шагающего ко мне через площадь, и поднялся ему навстречу.
– Почему так долго? – резко спросил я.
– Я же сказал, приду, как только смогу. Я как раз показывал дом, когда вы позвонили.
– Давайте прогуляемся.
Я направился в сторону здания федеральной администрации, потому что так мы могли пройти самый длинный отрезок по прямой, перед тем как повернуть и двинуться обратно. Через двадцать пять минут мне предстояла встреча с Минтоном, молодым прокурором, назначенным вести наше дело. Я вдруг подумал, что мы с Руле выглядим не как адвокат и его клиент, обсуждающие судебное дело, а скорее как адвокат и его риелтор, обсуждающие захват земельного участка. Я был в костюме от Хьюго Босс, а Руле – в костюме бронзового цвета, зеленой водолазке и легких туфлях типа мокасин, с маленькими серебряными пряжками.
– В Пеликаньей бухте ничего не придется показывать, – сказал я.
– Что вы хотите этим сказать? Что это?
– Это дивное местечко, где находится тюрьма строгого режима, куда отправляют людей за тяжкие преступления сексуального характера. Вы будете чудесно смотреться там в вашей водолазке и мокасинах.
– Послушайте, в чем дело? О чем вы?
– Об адвокате, который не может иметь дело с клиентом, если тот ему врет. Через двадцать минут у меня в этом здании встреча с тем, кто хочет отправить вас в Пеликанью бухту. Для того чтобы попытаться спасти вас от этой участи, мне необходим максимум информации – все ресурсы, какие только можно собрать. И когда вы мне лжете, делу это нисколько не помогает.
Руле остановился и посмотрел на меня. Потом выставил вперед ладони, как бы демонстрируя абсолютную искренность.
