Я изучил область шеи и увидел по обеим ее сторонам две точки. Они фигурировали под номерами 1 и 2. Я перевернул страницу и посмотрел на описания ранений.
Описание раны номер 1:
«Неглубокий прокол в нижней правой части шеи с гистаминовым уровнем, характерным для состояния до наступления смерти, что указывает на насильственный характер раны».
А вот описание раны номер 2:
«Неглубокий прокол в нижней левой части шеи с гистаминовым уровнем, характерным для состояния до наступления смерти, что указывает на насильственный характер раны. Размер прокола на 1 см больше, чем у раны № 1».
Это означало, что раны нанесли, когда Марта Рентерия была еще жива. И похоже, объясняло, почему их первыми внесли в список. Медэксперт предположил: раны, вероятно, стали результатом того, что нож прикладывали к шее жертвы. Так убийца держал жертву под контролем.
Я опять вернулся к материалам обвинения по делу Кампо и извлек фотографии Реджи Кампо и отчет о ее врачебном осмотре в медицинском центре «Холи кросс». У Кампо была маленькая колотая ранка внизу, с левой стороны шеи, и никаких ран с правой стороны. Затем я стал пробегать глазами по ее заявлению полицейским, пока не наткнулся на ту часть, где она описывала, как получила эту рану. Она сказала, что мужчина потянул ее вверх с пола и, поставив на ноги, велел вести его в спальню. Он направлял ее сзади, схватив правой рукой за бретельку бюстгальтера, а левой – приставив кончик ножа к шее с левой стороны. Почувствовав, что он на миг ослабил хватку и положил руку ей на плечо, она, изловчившись, резко выкрутилась и толкнула его на большую напольную вазу, а затем убежала.
Я понял теперь, почему у Реджи Кампо оказалась только одна ранка на шее, а не две, как у убитой Марты Рентерии. Если бы напавший на Кампо довел ее до спальни и положил на кровать, то, забравшись сверху, стал бы держать нож в той же самой руке – то есть в левой – и лезвие переместилось бы на другую сторону ее шеи. Когда потом ее нашли бы мертвой на кровати, она имела бы те же самые проколы по обеим сторонам шеи.
Я отложил папки в сторону и долго сидел, скрестив ноги, на полу, не двигаясь. Мои мысли казались чем-то вроде шепота внутри, во мраке сознания. Перед глазами у меня стояло лицо Хесуса Менендеса с полосами слез, когда он говорил мне, что невиновен, когда умолял ему поверить – а я твердил одно: что он должен признать свою вину. Мои слова являлись тогда не только советом юриста. У него не было денег, не было защиты, а значит, не было шансов. А я сказал ему, что у него практически нет выбора. И хотя в конечном счете решение принял он и именно его губы произнесли перед судьей «виновен», сейчас я – бывший его адвокат – чувствовал себя так, словно сам приставил нож системы к его шее и вынудил произнести это слово.
Глава 19
Прилетев в Сан-Франциско, я к часу дня уже выехал с огромной площадки проката автомобилей в Международном аэропорту и двинулся на север. В салоне «линкольна», который мне дали, стоял такой запах, словно в прошлый раз в нем катался какой-то курильщик – то ли арендовавший машину, то ли приводивший ее в порядок для меня.
Я не представляю, как попасть куда-либо в самом Сан-Франциско. Я только знаю, как проехать через него. Три или четыре раза в год мне приходится ездить в тюрьму «Сан-Квентин», что у залива Сан-Франциско, пообщаться со своими клиентами или свидетелями. Дорогу туда я бы объяснил вам с легкостью. Но спросите меня, как добраться до башни Койт
[34]
или Рыбачьей пристани
[35]
– и тут возникнет проблема.
К двум часам я пересек город и миновал мост «Золотые ворота». Я чувствовал себя прекрасно и поспевал в срок. Из предыдущего опыта я знал, что посещения адвокатов заканчиваются в четыре.
Тюрьме свыше сотни лет, и она выглядит так, будто душа каждого заключенного, сидевшего или умершего там, навеки отпечаталась на ее темных стенах. Из всех тюрем, какие я когда-либо посещал (а я в свое время перебывал с визитами во всех тюрьмах Калифорнии), эта навевала самые мрачные мысли.
Мой кейс осмотрели, а меня заставили пройти через металлоискатель. После этого по мне все равно прошлись подобными ручными устройствами в порядке дополнительной проверки. Но даже тогда мне не позволили напрямую общаться с Менендесом, так как я заранее, за пять дней, не подал заявку на посещение. Поэтому меня поместили в комнату, где гостя от заключенного отделяла стенка из оргстекла с отверстиями размером в десятицентовик, через которые полагалось разговаривать. Я показал охраннику стопку из шести фотографий, их я принес для Менендеса, и он сказал, что мне придется показывать снимки через стекло. Я сел, убрал фотографии и уже довольно скоро по ту сторону прозрачной перегородки увидел Хесуса.
Два года назад Хесуса Менендеса отправили в тюрьму молодым человеком. Сейчас он выглядел на те самые сорок лет, что я обещал ему к освобождению, если признает себя виновным. Он смотрел на меня глазами совершенно безжизненными, напоминающими камешки гравия на автостоянке. При виде меня он нехотя опустился на стул. Теперь ему от адвоката было не много пользы.
Мы не стали церемониться с приветствиями, и я прямиком приступил к делу:
– Послушай, Хесус, мне незачем спрашивать тебя, как ты поживаешь. Я и так знаю. Но тут открылись некоторые новые обстоятельства, и они могут повлиять на твое дело. Мне нужно задать тебе несколько вопросов. Ты меня понимаешь?
– Зачем сейчас вопросы? Раньше у тебя их не возникало.
Я кивнул:
– Ты прав. Мне следовало тогда задать тебе больше вопросов, а я этого не сделал. Теперь я знаю гораздо больше. По крайней мере думаю, что знаю. Я пытаюсь восстановить справедливость.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне о том вечере в «Доме кобры».
Он пожал плечами.
– Девушка, которая там была, – я с ней поболтал, и она сказала мне идти за ней домой. – Он опять пожал плечами. – Я пошел к ней, но я ее не убивал.
– Давай поговорим еще немного о ночном клубе. Ты утверждал, что тебе пришлось произвести впечатление на нее и показать ей деньги и что ты потратил больше, чем хотел.
– Верно.
– Ты еще упомянул, что какой-то другой человек пытался с ней сблизиться. Ты это помнишь?
– Си, он обратился к ней. Она подошла, но вернулась ко мне.
– И поэтому ты заплатил ей больше, правильно?
– Да, так.
– О'кей, ты запомнил того человека? Если бы ты увидел его фото, ты бы его узнал?
– Думаю, да.
– О'кей.
Я открыл свой кейс и вынул веер снимков – шесть штук; в их числе – сделанный при аресте Льюиса Руле. Фото остальных пятерых мужчин я отобрал из своих архивных коробок. Я встал и начал одну за другой прижимать изображения к стеклу. Я подумал, что, растопырив пальцы, смогу удержать все шесть прижатыми. Менендес встал, чтобы приглядеться поближе.
