– Прими он ваше предложение, – возразил я, – и она обчистит его в гражданском суде. Сомневаюсь, что он пойдет на это.
– Чертовски хорошее предложение! – возмутился Минтон.
Я догадывался, что вышестоящий наблюдатель, присланный оценивать первое значимое дело Минтона, дал ему неудовлетворительную оценку и теперь молодой прокурор получил указание завершить судебное дело получением от подсудимого добровольного признания вины. Черт с ним, с процессом, и со временем, потраченным судьей и присяжными, – добейся хоть какого-никакого добровольного признания. Ван-нуйсский филиал ведомства окружного прокурора не любил проигрывать дела, а ведь и двух месяцев еще не прошло со времен фиаско в деле Роберта Блейка. И сейчас, когда дела опять пошли туго, они из кожи вон лезли, стараясь любой ценой сохранить лицо. Минтон получил полномочия торговаться и занижать цену как только возможно – лишь бы чего-нибудь добиться. Руле обязан был сесть, пусть даже всего на шестьдесят дней.
– Вероятно, с вашей точки зрения, это чертовски хорошее предложение. Но оно все равно означает, что я обрекаю клиента признаться в том, чего, по его словам, он не совершал. Вдобавок данное решение по делу оставляет открытой дверь для гражданского иска. То есть, пока он будет сидеть в окружной тюряге, стараясь на протяжении двух месяцев уберечь свою задницу, Реджи Кампо со своим адвокатом обчистят его за милую душу. Понимаете? Не очень-то гладко выходит, если взглянуть на дело с его стороны. Если спросите моего мнения – я бы довел процесс до конца. Я считаю, мы выигрываем дело. Вспомните о человеке с Библией – это означает, что как минимум один присяжный склоняется на нашу сторону. Но как знать? Может, за нас и все двенадцать.
Минтон с силой ударил ладонью по столу:
– О чем, черт подери, вы толкуете?! Вы знаете, что это он сделал! Он преступник, Холлер! И шесть месяцев, не говоря уже о шестидесяти днях, за то, что он учинил над этой женщиной, просто детские игрушки! Это какая-то дьявольская ирония, лишающая меня сна и покоя, но наши постоянно следили за ходом процесса и считают, что жюри у вас в руках, – вот почему я вынужден пойти на это предложение.
Я с веским щелчком захлопнул свой кейс и поднялся:
– В таком случае, Тед, я надеюсь, вы сумеете добыть что-нибудь стоящее в качестве контраргументов. Теперь все ваши надежды только на жюри. И должен сказать вам, дружище, вы все больше и больше походите на человека, который вышел в бой на бритвах нагишом. Лучше бы вам перестать прикрывать причинное место, а начать отбивать удары.
Я вышел за ограждение. На полпути к дверям в коридор остановился и оглянулся на него:
– Эй, а вообще, Тед, знаете что? Если вы теряете сон из-за этого дела или из-за какого-нибудь другого, тогда вам лучше бросить работу и поискать что-либо еще. Вы с ней не справитесь.
Минтон опустился на стул и уставился на пустую судейскую скамью прямо перед собой. Он не желал смиряться с тем, что я сказал. Пусть посидит и поразмышляет. Я решил, что разыграл все правильно. Окончательно это выяснится утром.
Я вернулся в «Четыре зеленые полянки», чтобы поработать над своей заключительной речью. Мне не потребуется тех двух часов, которые предоставила нам судья. Я заказал в баре «Гиннесс» и отнес его к одному из столиков, чтобы посидеть в одиночестве и подумать. Обслуживание столиков начнется не раньше шести. Я набросал несколько базовых тезисов, но интуитивно чувствовал, что в основном буду отзываться на заключительное выступление гособвинителя. Еще до начала судебного процесса Минтон добился от судьи Фулбрайт разрешения использовать компьютерную программу для подготовки презентаций, так называемый PowerPoint,
[42]
для придания наглядности своим доводам. У молодых прокуроров стало последним писком моды поставить в зале суда экран и пускать на него световые сигналы с помощью компьютерной графики, словно нельзя просто доверять присяжным, чтобы те думали и делали выводы своим собственным умом. Теперь все это полагалось впаривать им, как по телевизору.
Мои клиенты редко имели деньги, чтобы оплачивать мои гонорары, не говоря уже о презентациях с PowerPoint. Руле в этом смысле являлся исключением. Захоти он – и на деньги матери мог бы нанять Фрэнсиса Форда Копполу, чтобы монтировал ему картинки для PowerPoint. Но я никогда даже не поднимал этот вопрос. Я твердо придерживался старой школы. Любил выходить на ринг в одиночку. Минтон мог запускать себе на большой экран, что ему заблагорассудится. Когда наступит моя очередь, я хотел, чтобы жюри смотрело лишь на меня. Если я сам лично не смогу их убедить, то и никакой компьютер не сумеет.
В половине шестого я позвонил Мэгги Макферсон в офис.
– Пора домой, – сказал я.
– Наверное, вам, важным шишкам – судебным адвокатам, и пора. Мы, скромные госслужащие, должны работать до темноты.
– Почему бы тебе не сделать перерыв? Встретимся за кружкой «Гиннесса» и куском мясной запеканки, а потом возвращайся к работе.
– Нет, Холлер, не могу. Кроме того, я знаю, что тебе нужно.
Я рассмеялся. Не было такого случая, когда бы она, по ее мнению, не знала, что мне нужно. Большей частью она была права, но не на сей раз.
– В самом деле? И что же?
– Ты намерен опять ко мне подлизаться и выудить, что замышляет Минтон.
– Вот уж ничего подобного, Мэгз. Минтон для меня – открытая книга. Наблюдатель из вашей конторы выставил ему плохие оценки, поэтому Смитсон велел мальчику побыстрее закруглиться, выклянчить хоть что-нибудь и – пулей домой. Но Минтон уже заранее запланировал устроить в заключение маленькое шоу с привлечением PowerPoint и желает теперь рискнуть, вытащить это на суд публики. Кроме того, у него кровь кипит от праведного гнева, так что ему не по душе идея абы как закруглиться.
– Мне она тоже не нравится. Смитсон всегда боится проиграть, особенно после Блейка. Поэтому вечно стремится играть на понижение. Но тем самым роняет престиж, подрывая авторитет и правосудия, и прокурорского ведомства. Так нельзя себя вести.
– Я всегда говорил, что они продулись с делом Блейка в ту минуту, как пошли в обход тебя. Скажи им, Мэгги.
– Если когда-нибудь представится такая возможность.
– Когда-нибудь представится.
Ей неприятно было много говорить о своей застопорившейся карьере. Она вернулась к прерванной теме:
– Что ж, голос у тебя бодрый. Вчера тебя подозревали в убийстве, а сегодня прокурор у тебя в руках и просит пощады. Что изменилось?
– Ничего. Думаю, просто затишье перед бурей. Послушай, позволь спросить тебя кое о чем. Ты когда-нибудь интересовалась, сколько времени занимает баллистическая экспертиза?
– Какая именно?
– Выявление соответствия между пулей и гильзой.
