— Так что же?
Разговор по-прежнему отдавался болью в груди, но он решил продолжить свой рассказ.
— Трудно определить, что именно произошло, Просто то, что случилось, каким-то образом заставило меня взглянуть на все твоими глазами. Понимаю, что я немного опоздал. Странно, но мне вдруг захотелось, чтобы ты знала, что я увидел свет в конце туннеля.
Никол покачала головой.
— Все это интересно, Генри. Но вот ты лежишь здесь с перебинтованной головой и разбитым лицом. И судя по всему, тебя кто-то намеренно подвесил за ноги на балконе двенадцатого этажа, а копы хотят с тобой побеседовать. С моей точки зрения, ты загнал себя в очень тяжелую ситуацию. Так что извини меня, если я не буду прыгать от радости и лезть обниматься только потому, что ты утверждаешь, будто совершенно изменился.
Пирс понимал, что, если бы он сейчас был в норме и мог подняться, они с Никол сумели бы вернуть взаимное доверие и снова выйти на общую дорогу. Но в данный момент он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы убедить ее.
— Ты не могла бы еще раз позвонить Люси?
Никол зло ткнула пальцем в кнопку автодозвона своего мобильника.
— Похоже, придется оставить этот номер в режиме быстрого набора.
Глядя ей прямо в глаза, он услышал знакомый голос автоответчика.
Никол защелкнула крышку телефона и внимательно посмотрела на него.
— Генри, что с тобой происходит?
Он хотел ответить, но сразу почувствовал подступившую изнутри боль.
— Просто мне достался не тот номер, — еле слышно произнес он.
Глава 22
Пробудился Пирс от мрачного сна, в котором летел вниз с завязанными глазами, не представляя, как долго будет длиться его свободный полет. И лишь у самой земли, открыв глаза, он увидел перед собой детектива Реннера с его кривой усмешкой.
— Вы?
— Да, опять я. Как себя чувствуете, мистер Пирс?
— Прекрасно.
— Похоже, вам снилось что-то неприятное. Вы довольно сильно дергались и кричали во сне.
— Наверное, это вы мне привиделись.
— А кто такие лесные мошенники?
— Что?
— Во сне вы все время произносили это два слова — лесные мошенники.
— А, это обезьяны. Из джунглей.
— Обезьяны?
— Да. Зачем вы здесь? И чего хотите? Ведь это случилось в Санта-Монике, и я уже обо всем рассказал местным полицейским. Я просто не помню, как все произошло. У меня сотрясение мозга, вы, наверное, знаете.
Реннер кивнул.
— О ваших ранах мне все известно. Сестра сказала, что вчера утром вам наложили сто шестьдесят стежков на носу и вокруг глаза. Но здесь я по делам полиции Лос-Анджелеса. И похоже, нашему управлению придется объединить свои усилия с коллегами из Санта-Моники.
Пирс поднял руку и осторожно потрогал переносицу. Рваной раны уже не было. Кончиками пальцев он почувствовал лишь аккуратные швы и многочисленные припухлости. Он попытался припомнить, когда все это успели сделать. Но последнее, что сумел мысленно восстановить, было лицо хирурга, колдовавшего над ним в ярком свете операционных прожекторов. После этого Пирс погрузился во тьму, из которой только что вынырнул.
— А сколько сейчас времени?
— Три пятнадцать.
Из-за оконных штор пробивался яркий дневной свет. Значит, была уже не ночь. Оглядевшись внимательнее, Пирс понял, что находится в отдельной палате.
— Сегодня понедельник или уже вторник?
— По крайней мере, так написано в сегодняшней газете, если только можно верить тому, что пишут в газетах.
Физически Пирс чувствовал себя намного лучше. Судя по всему, он проспал пятнадцать часов подряд, но в душе оставался неприятный осадок от увиденного только что сна. И особенно от присутствия Реннера.
— Что вам надо?
— Ну, прежде всего я должен выполнить необходимые формальности и зачитать ваши права. Это защитит не только вас, но и меня.
Детектив подкатил к кровати поднос для еды на колесиках и положил на него свой диктофон.
— А что вы имеете в виду, говоря, что это вас защитит? От чего вам понадобилось защищаться? Какая-то чушь, Реннер.
— Вовсе нет. Необходимо обеспечить законность и целостность расследования. Поэтому я собираюсь записать все, что вы мне расскажете.
Он нажал кнопку, и на диктофоне загорелась красная лампочка.
Реннер продиктовал свое имя, время, дату и место, где состоялась беседа, потом назвал имя и фамилию Пирса и, вытащив из бумажника небольшую карточку, зачитал его конституционные права.
— Итак, вы поняли, какие за вами закреплены права?
— Я их запомнил, еще когда был ребенком.
Реннер удивленно вскинул брови.
— Их по сто раз на дню повторяют в кино и по телевизору, — объяснил Пирс.
— Пожалуйста, четко отвечайте на вопросы и перестаньте умничать.
— Да, я понял свои права.
— Отлично. Теперь не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?
— Меня подозревают?
— В чем подозревают?
— Не знаю. Вы сами говорите.
— Ну, это пока трудно сказать. Надо еще посмотреть, что получится из нашего разговора.
— Но ведь вы сочли нужным зачитать мои права. Как я понимаю, для моего же блага.
— Да.
— Что же вы хотели узнать? Кстати, вы уже нашли Лилли Куинлан?
— Мы этим сейчас занимаемся. А вы не знаете, где она может быть?
Пирс покачал головой, отчего возникло легкое головокружение. И перед тем, как продолжить, он сделал паузу.
— Нет, хотя и собирался это выяснить.
— Да, все бы заметно прояснилось, если бы она сейчас вошла в палату, не так ли?
— Согласен. Это ее кровь была на кровати?
— Над этим тоже сейчас работают специалисты. Предварительные тесты показали, что это человеческая кровь. Однако у нас пока нет образца крови Лилли Куинлан, и нам не с чем сравнить. Думаю, мы найдем эти данные в ее медицинской карте. Женщинам ее профессии приходится регулярно сдавать такие анализы.
Пирс понял, что Реннер имеет в виду обязательные проверки на венерические заболевания и ВИЧ-инфекцию. Но уже сам факт, что найденная на матрасе кровь принадлежит человеку, подействовал на Пирса угнетающе. Фактически последняя надежда на счастливую судьбу Лилли Куинлан испарилась.
— А теперь позвольте мне задать вопрос, — продолжил Реннер. — По поводу этой девицы Робин, о которой вы обмолвились в беседе со мной. Вы с ней встречались?
