— Американка.
Кажется, это на некоторое время поставило его в тупик, и он
о чем-то поговорил с другими, прежде чем снова обратился к ней.
— Кому принадлежит этот дом? Эта земля? Эта ферма?
— Мне, — твердо отвечала она на все поставленные
вопросы. — Я — герцогиня Вайтфилд.
Снова обсуждение, снова немецкий, снова совещание. Они
замахали автоматами, предлагая ей отойти в сторону.
— Мы войдем в дом.
Она кивнула в знак согласия, и они скрылись в доме. Немного
погодя она услышала пронзительный крик с кухни. Очевидно, они напугали
Эмануэль. Вскоре двое солдат вывели ее, направив на нее автоматы. Она с плачем
бросилась к Саре, Сара обняла ее и прижала к себе. И они обе стояли и дрожали
от страха. По лицу Сары нельзя было заметить, что она боится. Она выглядела
настоящей герцогиней. Группа солдат стояла рядом, охраняя их, а остальные
осматривали дом. Они вернулись, когда подъехала новая колонна джипов. Тогда тот
же солдат снова подошел к ней и спросил, где ее муж. Она сказала, что он уехал,
и солдат показал ей ружье, которое она прятала у себя под подушкой. Сара
казалась безразличной и продолжала наблюдать за ними. И пока она так стояла, из
одного недавно подъехавшего джипа появился высокий худой офицер и направился к
ним. Солдат, исполняющий обязанности старшего, показал ему ружье и указал в сторону
женщин, что-то объясняя при этом, а затем — на дом, очевидно, сообщая, где было
найдено ружье. Она расслышала, как он произнес слово «американцы».
— Вы американка? — спросил новый офицер
по-английски с легким немецким акцентом. Сара была удивлена его безупречным
английским.
— Американка. Я — герцогиня Вайтфилд.
— Ваш муж британец? — спокойно спросил он,
разглядывая ее.
В другом месте и в другое время она сказала бы, что он
красив. Возможно, они могли бы встретиться на каком-нибудь приеме. Но теперь была
война, и они оба держались на расстоянии.
— Да, мой муж англичанин, — ответила она.
— Понимаю. — Последовала долгая пауза, он
продолжал смотреть на нее, обратив внимание на ее округлившийся живот. —
Сожалею, но вынужден сообщить вам, ваша светлость, — вежливо обратился он
к ней, — что мы должны реквизировать ваш дом. Мы разместим здесь наших
людей.
Она была потрясена и почувствовала, как в ней поднялась
волна гнева, но не подала виду и молча кивнула.
— Я… я понимаю… — В ее глазах появились слезы. Она не знала,
что ему сказать. Они забирали ее дом, над которым она трудилась не покладая
рук. А что, если они никогда не уйдут отсюда? Что, если она потеряет его или
они его разрушат? — Я… — Она запнулась на этом слове, и он, оглядевшись
вокруг, спросил:
— Есть здесь… дом поменьше? Коттедж? Что-нибудь, куда
вы могли бы переехать со своей семьей, пока мы останемся здесь?
Сара подумала о конюшнях, но они были слишком велики, и,
возможно, немцы захотят и там разместить своих людей. Тогда она вспомнила о
доме управляющего, где жила сейчас Эмануэль, а пока не был готов замок, жили
они с Вильямом. Он, конечно, подошел бы для них.
— Да, есть, — холодно ответила она.
— Могу я предложить вам остаться там? — Он
поклонился с прусским достоинством, глядя на нее примирительно. — Мне
очень жаль, что я должен… должен просить вас переехать сейчас… — он посмотрел
на ее живот, — но я боюсь, нам придется ввести сюда большое число воинских
подразделений.
— Я понимаю. — Она пыталась говорить с
достоинством, как герцогиня, но внезапно почувствовала себя всего лишь
двадцатитрехлетней девушкой и очень испугалась.
— Вы сможете перенести все необходимые вещи сегодня
вечером? — вежливо поинтересовался он, и она кивнула.
Здесь, в замке, Сара довольствовалась малым. Вещей Вильяма
тоже было совсем немного. Им приходилось столько работать, что у них не было
времени привезти из Англии свои туалеты.
Сара не могла поверить, что ей приходится покидать
собственный дом, когда упаковывала одежду и еще кое-какие личные вещи. У нее не
было времени достать драгоценности из тайника, но она знала, что там они будут
в сохранности. Эмануэль помогла ей упаковать кухонную утварь и кое-что из
продуктов, мыло, простыни и полотенца. Работы оказалось больше, чем она
предполагала, и ребенок плакал весь день, словно чувствовал, что случилось
что-то ужасное. Было уже шесть часов, когда Эмануэль отнесла последние вещи в
коттедж, и Сара в последний раз остановилась в своей комнате, в комнате, где
родился Филипп и где был зачат их второй ребенок, в комнате, в которой они жили
вместе с Вильямом. Ей казалось кощунством отдать ее теперь им, но у нее не было
выбора. Когда она стояла, в отчаянии оглядываясь вокруг, вошел один из солдат,
которого она не видела раньше, и заставил ее выйти, направив на нее винтовку.
— Schnell! — скомандовал он. — Быстро!
Она с достоинством спускалась по лестнице, но по ее щекам
катились слезы. Внизу солдат ткнул ее в живот концом винтовки, и вдруг внезапно
раздался страшный крик, способный моментально вызвать испуг. Солдат отпрыгнул и
попятился, словно от огня, когда командир приблизился к нему. Это был тот самый
офицер, который говорил с ней утром по-английски. Теперь он был в такой ярости
на своего подчиненного, что солдат задрожал всем телом, затем повернулся к Саре
и, извиняясь, поклонился ей перед тем, как выбежать из здания. Офицер
расстроенно посмотрел на нее, он явно был огорчен случившимся. И несмотря на
все ее усилия казаться невозмутимой, он заметил, как ее всю трясло.
— Приношу вам свои извинения за отвратительные манеры
моего сержанта, ваша светлость. Этого больше не случится. Могу я отвезти вас в
ваш дом?
Ей хотелось ответить, что она у себя дома, но она была
благодарна ему за то, что он остановил сержанта. Тот легко мог выстрелить ей в
живот ради забавы, и при этой мысли у нее закружилась голова.
— Благодарю, — сухо сказала она. Идти было далеко,
а она измучилась за день. Ребенок брыкался весь день, очевидно, чувствуя ее
гнев и ужас. Она плакала, упаковывая свои вещи, и чувствовала себя совершенно
обессиленной, когда садилась в джип.
Пока офицер заводил мотор, несколько солдат наблюдали за
ним. Он хотел показать им, как они должны были вести себя. Он уже объяснил им
это. Они не должны трогать местных девушек, убивать домашних животных ради
забавы и ходить в город пьяными. Им приходилось все время сдерживать себя или
столкнуться с его гневом и, возможно, совершить путешествие обратно в Берлин,
чтобы быть отправленными куда-нибудь еще. И солдаты обещали выполнять его
требования.
— Я комендант Иоахим фон Манхайм, — представился
он. — Мы очень благодарны вам за то, что пользуемся вашим домом. Мне очень
жаль, что это может вызвать у вас неприятные чувства. — Они ехали по
большой аллее, и немец взглянул на нее. — Война — трудное время. —
Его семья очень много потеряла во время Первой мировой войны. И тут он удивил
ее, спросив о будущем малыше: — Когда вы ждете ребенка? — Как это ни
странно, но он казался гуманным, несмотря на форму, которую носил, но Сара не
позволяла себе забывать о том, кто он и за кого сражается. Она снова напомнила себе,
что она герцогиня Вайтфилд и должна быть вежливой с ним, но не более того.
