— Когда-нибудь мне хотелось бы работать здесь с вами,
Эмануэль… когда мы поженимся.
— В самом деле? — Ей было забавно, и она решила
немного поддразнить его. — Я думала, ты будешь жить в Англии. — Может
быть, он понял, что Париж в конце концов не так плох. Ей захотелось узнать это.
— Мы могли бы открыть там магазин. В Лондоне. Неплохая
мысль.
— Когда-нибудь мы должны будем сказать об этом твоим
родителям, — отодвигая чашку, заявила Эмануэль, как раз в тот момент,
когда в комнату вошла Сара.
— Что вы должны сказать? — спросила она,
усаживаясь.
Сара казалась Эмануэль очень непривлекательной, и Эмануэль
надеялась, что у нее никогда не будет детей, и готова была предпринять любые
усилия, чтобы не иметь их. Она достаточно насмотрелась на роды Сары, чтобы
прийти к заключению, что дети совсем не то, чего бы ей хотелось. Она не
понимала, зачем это нужно Саре.
— Филипп хочет открыть такой же магазин в
Лондоне, — гордо объявила Эмануэль и мгновенно почувствовала, что
допустила оплошность.
— Неплохая идея. — Сара улыбнулась ему. —
Думаю, что твоему отцу это понравится. Однако не уверена, что переживу открытие
еще одного магазина. Нам придется подождать, пока Филипп подрастет, чтобы
самому вести дело.
— И я это сделаю, — пообещал он, глядя на Сару с
упрямством, которое было хорошо ей знакомо.
Она предложила ему прокатиться по Булонскому лесу, и он
нехотя оставил Эмануэль, поцеловав ее в обе щеки, и сжал ей руку, чтобы
напомнить об их помолвке.
После этого они мило погуляли в парке, и он был более
разговорчив, чем обычно, болтая об Эмануэль и магазине, об Итоне и Вайтфилде.
Он терпеливо относился к медленной неуклюжей походке Сары. Ему было жаль ее,
она выглядела такой некрасивой. Вильям дождался их возвращения домой, а вечером
они пообедали в ресторане. Филиппу всегда это нравилось.
В следующие две недели Сара все время посвятила Филиппу,
потому что знала, что новорожденный потребует к себе большого внимания. Они
собирались вернуться в замок сразу после родов, и доктора сказали, что она
сможет совершить двухчасовую поездку. Они хотели положить ее в клинику за
неделю до рождения ребенка, но Сара наотрез отказалась, заметив Вильяму, что в
Штатах это не принято. Во Франции ложатся в клинику за неделю или за две до
родов и там нежатся и ждут. Она не собиралась сидеть в клинике, пусть даже
самой лучшей, и ничего не делать.
Они ежедневно заглядывали в магазин, и Филиппа привела в
восторг вновь поступившая партия браслетов с изумрудами. А на следующий день
Эмануэль порадовала их: утром купили два огромных кольца. Еще более
поразительным оказалось то, что одно из них она продала своему любовнику
Жан-Шарлю де Мартену. Он приобрел его для Эмануэль и, пока выбирал его,
безжалостно дразнил ее, делая вид, что покупает драгоценность для своей жены. А
потом, когда она рассердилась на него, вынул кольцо из коробочки и надел ей на
палец. Теперь оно красовалось у нее на руке.
Сара удивленно подняла брови.
— Это означает что-нибудь серьезное? — спросила
она, но знала, как много драгоценностей он покупал для жены и своих любовниц в
других магазинах.
— Только то, что у меня теперь новое кольцо, —
ответила Эмануэль, трезво глядя на вещи. У нее не было иллюзий. Но было
несколько солидных клиентов, в которых Эмануэль была заинтересована. Многие из
тех, кто бывал у них в магазине, покупали украшения как для жен, так и для
любовниц. Они вели запутанную жизнь, и все они знали, что Эмануэль Бурже была
само благоразумие.
Позднее, когда они вернулись домой, Филипп пошел в кино со своим
воспитателем. Это был милый молодой человек, студент Сорбонны, он бегло говорил
по-английски, и, к счастью, он нравился Филиппу.
Между тем наступил июль, и в Париже было жарко и душно.
Прошло уже две недели, и Сара стремилась поскорее вернуться домой. В это время
года в замке было так красиво. Казалось, стыдно тратить впустую лето в Париже.
— Я не назвал бы это пустой тратой времени. —
Вильям смотрел на нее с задумчивой улыбкой, она выглядела словно самка кита,
выброшенная на отмель, когда лежала в постели в просторной розовой атласной
сорочке. — Тебе не жарко в такой одежде? — Он чувствовал себя
неуютно, глядя на нее. — Почему ты не снимаешь ее?
— Я не хочу, чтобы мой вид вызвал у тебя тошноту. Когда
она сказала это, он медленно подъехал к кровати.
— Ничто в тебе никогда не вызовет у меня
тошноту. — Сейчас он выглядел немного грустным, он не сможет быть рядом с
ней во время родов. Он испытывал некоторое недоверие к ее модному парижскому
доктору и клинике, но он сам хотел, чтобы она рожала здесь, потому что так было
намного безопаснее.
Этой ночью она спала глубоким сном, а он спал урывками. А в
четыре часа утра у нее начались схватки. Он оделся и позвал служанку, чтобы та
помогла одеться Саре, потом отвез ее в Нойи, в клинику, которую они выбрали. У
нее были уже сильные схватки, и она почти не разговаривала с ним, пока они
ехали в его «бентли». А потом ее увели, и он нервно прождал до полудня,
опасаясь, что произойдет что-нибудь ужасное, как в первый раз. Они обещали дать
ей маску и уверяли ее, что все будет в порядке. И легко, даже если женщина
рожает ребенка в девять фунтов. И наконец в половине второго к нему вышел
улыбающийся доктор, очень скромный и аккуратный.
— У вас красивый сын, мсье.
— А моя жена? — встревоженно спросил Вильям.
— Ей пришлось потрудиться. — На мгновение доктор
стал серьезным. — Но все прошло хорошо. Сейчас мы дали ей немного
снотворного. Через несколько минут вы увидите ее.
Когда он вошел в палату, Сара лежала, накрытая простынями,
очень бледная и словно пьяная. Казалось, она не имеет представления, где она
находится и почему она здесь. Она все время говорила ему, что они должны пойти
днем в магазин и не забыть написать Филиппу в Итон.
— Я знаю, дорогая… все в порядке… — Он тихо просидел
возле нее не один час, и около половины пятого она шевельнулась и, открыв
глаза, посмотрела на него, потом смущенно оглядела комнату. Тогда он подвинулся
к ней поближе, поцеловал в щеку и сказал ей о ребенке. Вильям еще не видел его,
но медсестры говорили, что он прелестный. Он весил девять фунтов и четырнадцать
унций и был почти таким же крупным, как Филипп. Глядя на нее, Вильям мог только
воображать, как нелегко ей пришлось.
— Где он? — спросила она, оглядываясь по сторонам.
— В детской, его скоро принесут. Они хотели, чтобы ты
поспала. — И тут он еще раз поцеловал ее. — Было очень тяжело?
— Скорее странно… — Она сонно на него посмотрела, держа
его за руку и пытаясь собраться с мыслями. — Мне дали наркоз, и я
почувствовала тошноту… и мне казалось, что все где-то очень далеко, однако я
чувствовала боль, но не могла сказать им.
— Может быть, поэтому им нравится давать наркоз. —
Но по крайней мере она и ребенок остались живы.
