Она не хотела рожать от него ребенка — это было так
несправедливо. Почему именно она должна расплачиваться за то, что произошло на
переднем сиденье его машины. Видимо, отец прав: мужчины — существа высшей
категории, и им все сходит с рук. И кроме того, с каждым днем ей становилось
все хуже.
В первую же неделю каникул, когда ее в очередной раз
выворачивало наизнанку над унитазом, в ванную вошел ее брат — она впопыхах
забыла запереть дверь.
— Ой, прости… Господи… тебе что, плохо?
Райан некоторое время смотрел на нее с неожиданным
сочувствием, и вдруг, когда ее еще раз вырвало, его осенило:
— Черт возьми, ты беременна!
Это было утверждение, а не вопрос.
В изнеможении стоя на коленях на холодном кафельном полу,
Мэрибет решила, что теперь никогда не выйдет из ванной.
В конце концов она все-таки подняла глаза. Брат грозно
возвышался над ней, и в лице его не было жалости — одно обвинение:
— Отец тебя убьет.
— С чего ты взял, что я беременна? — Она пыталась
сохранять спокойствие, но провести Райана было трудно.
— Кто он?
— Это не твое дело, — сказала Мэрибет, чувствуя
приближение следующего приступа тошноты — теперь уже скорее от нервного
напряжения и ужаса.
— Скажи ему, чтобы он готовил к свадьбе свой лучший
костюм или мотал отсюда поскорее куда подальше. Отец устроит ему красивую
жизнь, если негодяй, который обрюхатил тебя, не сделает все так, как надо.
— Спасибо за совет, — ответила Мэрибет и медленно
вышла из ванной.
Но она не сомневалась, что теперь ее дни сочтены, — и
была права.
Райан рассказал отцу о своем открытии в тот же день. Берт
Робертсон вернулся домой в ярости и чуть не вышиб дверь комнаты.
Мэрибет лежала на кровати, а Ноэль слушала пластинки и
делала маникюр. Отец силком вытащил Мэрибет в гостиную и громко позвал мать.
Мэрибет часто обдумывала, как она скажет родителям о том, что с ней произошло,
но теперь ей уже не надо было ничего говорить. Райан сделал это за нее.
Вскоре в гостиной появилась плачущая мама. Райан выглядел
так, как будто сестра нанесла ему личное оскорбление. Отец велел Ноэль
оставаться в ее комнате.
Шагая по гостиной взад-вперед, он был подобен урагану. Он
кричал, что Мэрибет берет пример со своих теток, что она вела себя как
последняя шлюха и опозорила их всех.
А потом он потребовал, чтобы она сказала, кто отец ребенка.
Но к этому его дочь была готова. Ей уже было не важно, что они сделают с ней.
Она не собиралась им ничего говорить.
Пол был красивым парнем и на самом деле очень нравился
Мэрибет. Она бы мечтала гулять с ним; она бы хотела, чтобы он хотел ее.
Но он не любил ее и собирался жениться на другой. А она не
собиралась в шестнадцать лет ломать себе жизнь браком с таким человеком.
Лучше уж она родит и откажется от ребенка.
Если ее жизнь загублена, зачем губить ее и Полу? Родители
никогда не заставят ее признаться, кто отец ее будущего ребенка.
— Кто он?! — снова и снова рычал отец. — Я не
выпущу тебя из комнаты, пока ты мне не скажешь.
— Тогда мы еще долго будем здесь сидеть, — тихо
ответила Мэрибет.
После того как она обнаружила, что беременна, ей пришлось
уже столько передумать о себе и своей будущей жизни, что даже крики отца не
могли ее испугать. Кроме того, самое плохое уже было позади. Она была
беременна.
Родители знали об этом. Что они теперь могли с ней сделать?
— Скажи, кто это! Учитель? Твой одноклассник? Женатый
мужчина? Священник?
Кто-то из друзей Райана? Кто он?
— Это не имеет значения. Он на мне все равно не женится, —
спокойно сказала Мэрибет, сама удивляясь своему бесстрашию перед бурным гневом
отца.
— Почему? — с новой силой набросился он на нее.
— Потому что он меня не любит, и я его не люблю. Это
просто как дважды два.
— Это совсем не просто! — загремел отец.
Мама не переставала плакать, закрыв лицо руками. Мэрибет
внезапно ощутила к ней острую жалость. То, что она причинила ей такую боль,
мучило ее больше всего.
— Значит, ты переспала с мальчишкой, которого ты даже
не любишь? Ах ты дрянь испорченная! Даже твои вертихвостки-тетки любили тех
парней, с которыми они спали! Они вышли замуж и получили достойную жизнь и
законных детей. А что ты собираешься делать с ребенком? — продолжал орать
Берт Робертсон, все больше и больше распаляясь.
— Я не знаю, папа. Я думала отдать его на усыновление,
если только…
— Если только что?! Или ты думаешь, что мы позволим
тебе родить его здесь, чтобы ты опозорила себя и всех нас? Только через мой
труп. И через труп твоей матери.
Мама смотрела на нее умоляюще, от всей души желая, чтобы все
в ее семье снова стало хорошо. Но исправить прошлое было нельзя.
— Я не хочу растить ребенка, папа, — с болью в
голосе сказала Мэрибет, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Мне
только шестнадцать, я еще не в состоянии ему ничего дать, и потом, я тоже хочу
жить. Я не собираюсь ломать свою жизнь из-за рождения этого ребенка, понимаешь?
Мы оба заслуживаем большего, чем сможем иметь.
— Очень благородно с твоей стороны, — проворчал
отец. — Было бы очень мило, если бы ты проявила немножко благородства до
того, как раздвигать ноги. Посмотри на своего брата! У него была куча девочек,
но ни одна от него не забеременела. А теперь посмотри на себя. Тебе всего
шестнадцать, и ты можешь с полным правом сказать, что твою испоганенную жизнь
можно спустить в унитаз.
— Это совсем не обязательно, папа. В монастыре я смогу
заниматься, а в декабре, после родов, вернусь в школу. Я могу вернуться после
рождественских каникул. Мы можем сказать, что я тяжело болела.
— Неужели ты это серьезно? А как ты думаешь, кто-нибудь
в это поверит? Ты думаешь, никто об этом не узнает? Все будут знать.
И обсуждать. На тебя будут пальцем показывать — и на нас
заодно. Ты опозорила всю семью.
— Тогда чего ты от меня хочешь, папа? — спросила
она тихо. Слезы текли по ее щекам ручьями. Этот разговор оказался более
тяжелым, чем Мэрибет могла предположить. Простого решения проблемы,
устраивающего всех, она найти не могла. — Что я должна делать?
Я не могу исправить свою ошибку. Я не знаю, что делать
дальше. Я не знаю, как выйти из этого положения.
Она жалобно всхлипывала, но отец даже не смотрел в ее
сторону. Казалось, он превратился в айсберг.
— По крайней мере ты должна отказаться от ребенка,
когда он родится.
— Я должна буду жить в монастыре? — спросила
Мэрибет, в глубине души надеясь на то, что отец разрешит ей оставаться дома.
