— Мы поссорились, и отец выгнал меня, — наконец
сказала она почти правду. — Он хотел, чтобы я продолжала жить в нашем
городе, но через пару недель я поняла, что не могу.
Поэтому я приехала сюда и нашла работу.
Она объяснила все очень просто, не упоминая ни о будущем
ребенке, ни о своих страданиях, ни об охватившем ее ужасе, ни о разбитом
сердце.
— Но ты вернешься? — смущенно спросил он.
Она ведь сказала ему, что после Рождества возвращается
домой.
— Да. Я же должна учиться, — ответила Мэрибет
просто.
Дорога сильно петляла, и Томми приходилось быть
внимательным. При резких поворотах в пустом чреве фургона болталась удочка.
— А почему ты не хочешь остаться жить здесь? Тебе же,
кажется, у нас понравилось.
— Я не могу, — сказала она, не желая продолжать
этот разговор.
Чтобы переменить тему, Мэрибет решила расспросить Томми о
его семье, выяснить, почему он так мало общается со своими родителями.
Томми остановил машину на стоянке.
— А у тебя есть братья или сестры? — спросила
Мэрибет наугад, внезапно осознав, как мало о нем знает.
Томми выключил мотор и посмотрел на нее долгим взглядом,
словно не зная, стоит ли отвечать на ее вопрос.
— Была сестра, — тихо произнес он. — Энни. Ей
было пять лет. Она умерла сразу после Рождества от менингита.
С этими словами он вылез из кабины и открыл заднюю дверцу
фургона, чтобы достать удочку. Мэрибет с сочувствием наблюдала за ним.
Так вот в чем была причина этого страдания в его глазах,
видного невооруженным глазом! Так вот почему он так неохотно возвращался к себе
домой. В доме Уиттейкеров поселилось горе.
Мэрибет медленно закрыла за собой дверцу машины и пошла за
ним по тропинке к озеру. Они нашли тихое место в конце песчаного пляжа. Томми
снял джинсы, оставшись в плавках, и расстегнул рубашку.
Мэрибет не смогла сдержаться и с любопытством оглядела его с
ног до головы. На первый взгляд он показался ей похожим на Пола, но потом она
подумала, что между ними нет ничего общего, кроме спортивной, атлетически
развитой фигуры.
Пол был эгоистичным и самодовольным и привык быть в центре
всеобщего внимания.
Кроме того, он уже давно был женат и вообще остался в той,
прежней жизни.
А Томми… Томми был цельным и чистым.
Он казался Мэрибет очень невинным и невероятно милым; она
чувствовала, что все больше привязывается к нему.
Она примостилась рядом с ним на песке.
Томми сосредоточенно разматывал леску.
— А какая она была?
Голос Мэрибет был очень мягким, в нем звучало сочувствие, а
не простое любопытство. Ее собеседник, казалось, не мог оторваться от своего
занятия.
— Энни? — Томми возвел глаза к небу, а потом
закрыл их на секунду, прежде чем повернуться к Мэрибет. Он избегал разговоров на
эту тему, но с этой девушкой он мог говорить обо всем — он это чувствовал.
Томми нашел в этой рыжеволосой милой девушке настоящего
друга, но ему хотелось большего. У нее были потрясающие ноги и удивительные
глаза, и улыбка, которая заставляла его таять от нежности и желания, и
невероятно красивая фигура. Но при этом он все равно хотел быть прежде всего ее
другом. Ему хотелось делать ей приятное, быть рядом с ней, когда ей нужно было
общество близкого человека; он чувствовал, что ей это просто необходимо — хотя
и не понимал почему. Она была бойкой, жизнерадостной девушкой, но при этом
очень уязвимой.
— Энни была самая милая девочка на свете, с огромными
голубыми глазами и пшеничными волосами. Она походила на маленького ангела,
какими украшают верхушку рождественской елки… а иногда она напоминала
настоящего дьяволенка. Энни ходила за мной по пятам и очень любила меня
дразнить. Совсем незадолго до ее смерти мы сделали огромного снеговика…
Глаза Томми наполнились слезами, и он встряхнул головой. Он
в первый раз разговаривал с кем-то о своей покойной сестре, и разговор этот
давался ему нелегко. Мэрибет это прекрасно видела.
— Мне ее очень не хватает, — сказал он дрогнувшим
голосом, и Мэрибет нежно коснулась его руки своими тонкими и нежными пальцами.
— Не надо стесняться слез… конечно, ты по ней скучаешь.
Она долго болела?
— Всего два дня. — Как только Томми начал изливать
ей душу, ему сразу стало легче. — Мы думали, что у нее заурядный грипп или
простуда. А это был менингит. Врачи ничего не смогли сделать. Она просто ушла.
Я не перестаю думать о том, что это я должен был умереть. То есть я хочу
сказать, почему она?
Почему этот ласковый, веселый, ни в чем не повинный ребенок
должен был погибнуть? Ей было всего пять лет, она никому не причинила вреда,
только приносила всем радость. Когда Энни родилась, мне было десять лет, и я
хорошо помню, какой она была смешной, забавной и очень хорошенькой.
Томми улыбнулся, вспомнив свою сестренку, и придвинулся
поближе к Мэрибет, положив удочку на теплый песок перед собой. Как ни странно,
ему было приятно говорить о ней — он как будто возвращался в счастливое и
недолговечное прошлое. Было удивительно, что Томми не испытывал при этом боли,
отчаяния — только тихую, светлую грусть.
Он еще ни разу ни с кем не говорил об Энни и ее смерти — все
старались избегать этой темы, а с мамой или папой такой разговор был просто
немыслим.
— Наверное, твоим родителям очень тяжело
пришлось, — сказала Мэрибет с несвойственной ее возрасту мудростью. У нее
вдруг появилось впечатление, что она знала их.
— Да уж. Когда она умерла, жизнь остановилась. Отец с
матерью почти перестали друг с другом разговаривать, да и со мной тоже.
В доме, где раньше всем нам было так хорошо, стало просто
невыносимо. Все молчат, никто никуда не ходит, никто больше не улыбается. Они
никогда о ней не говорят. И вообще ни о чем не говорят.
Мама перестала готовить, хотя раньше баловала нас вкусными
вещами, отец приходит с работы не раньше десяти часов вечера. Знаешь, кажется,
что мы не можем находиться дома, потому что там нет Энни. Осенью мама выходит
на работу. Понимаешь, все как будто застыло после того, как она умерла. Это не
только ее смерть, но и наша. Я терпеть не могу возвращаться домой. Там так
темно и тяжело…
Я даже мимо ее комнаты пройти не могу — там совсем пусто.
Мэрибет молча слушала, вложив свою ладонь в его; оба они
смотрели вдаль, на спокойную гладь озера.
— А когда ты думаешь о ней, ты чувствуешь, что она
где-то рядом? — спросила Мэрибет, пытаясь разделить с ним его боль, будто
она тоже знала эту ушедшую в небытие девочку.
Энни просто стояла у Мэрибет перед глазами — маленький
ангел, которого Томми так любил. Да, она теперь могла понять, какую пустоту он
испытывал, когда потерял ее.
