Это означало перепрыгнуть через целый год и окончить школу
уже в июне, чего ей очень хотелось. Она прекрасно понимала, что даже несколько
месяцев пребывания дома будут для нее очень тяжелыми.
Мэрибет доказала себе, что она в состоянии сама себя содержать;
ей хотелось побывать дома, увидеть маму и Ноэль, но она понимала, что не сможет
там долго находиться.
Она слишком быстро повзрослела, чтобы жить дома еще в
течение двух лет.
Родители — особенно отец — не дадут ей забыть, что с ней
произошло, и будут постоянно напоминать о ее грехопадении. Шести месяцев до
выпуска в июне будет вполне достаточно.
А потом она уедет, найдет работу и в один прекрасный день,
если повезет, поступит в колледж. Мэрибет была рада все силы положить ради
своего образования, понимая, однако, что ее семья этого никогда не одобрит.
Потом Лиз дала ей несколько дополнительных заданий и
пообещала справиться в школе, могут ли они принять у нее экзамены, и как можно
скорее сообщить об этом Мэрибет.
Они еще немного поболтали — в основном о Томми и его планах
на будущее. Лиз явно беспокоилась о том, что он может на ней жениться, особенно
если Мэрибет все-таки не откажется от ребенка; однако говорить об этом она не
стала.
Томми по результатам учебы мог выбирать между несколькими
колледжами; перед ним открывалась масса возможностей, и Лиз хотела, чтобы
Мэрибет это знала. Девочка прекрасно поняла, что тревожит маму ее друга. Глядя
ей прямо в глаза, Мэрибет тихо проговорила:
— Я не собираюсь выходить за него замуж, миссис
Уиттейкер. По крайней мере сейчас.
Я не буду ломать ему жизнь. Томми очень хорошо ко мне
относится. Он единственный человек, который стал мне настоящим другом после
того, как со мной случилось несчастье.
Но мы оба слишком молоды, и брак только все разрушит…
Я не уверена, что он понимает это, — печально добавила
она, — но я-то понимаю. Мы еще не готовы к тому, чтобы растить ребенка.
И самое главное, что я не готова. Детям нужно отдавать все,
что есть, быть с ними все время… быть для них тем, чем я еще быть не могу…
В общем, мне еще надо дорасти до этого, — закончила она
со слезами на глазах, и сердце Лиз забилось сильнее. Эта девочка сама была еще
почти ребенком, носившим во чреве другого ребенка.
— Ты кажешься мне очень взрослой, Мэрибет. Конечно,
недостаточно взрослой для того, чтобы быть матерью… но у тебя есть чем
поделиться с другими людьми. Ты поступаешь правильно — и по отношению к себе, и
по отношению к ребенку. Я просто не хочу, чтобы Томми пострадал или сделал
какую-нибудь глупость.
— Он не сделает, — ответила Мэрибет, вытирая
слезы. — Я ему не позволю. Конечно, иногда мне и самой хочется оставить
ребенка себе. Но дальше-то что? Что я буду делать через месяц, через год… или
если я не смогу найти работу и мне никто не поможет? И Томми не удастся
окончить школу, если у него на шее будет висеть жена с ребенком. Мы не можем
себе этого позволить.
Я знаю, что я не должна так говорить о собственном сыне или
дочери, но я хочу, чтобы и у него — или у нее — была достойная жизнь.
Ребенок имеет право получить больше, чем могу дать ему
я, — родителей, которые души в нем не будут чаять и не будут бояться
ответственности так, как боюсь я. Я очень хочу растить его, но я знаю, что я
просто не могу… и это меня пугает.
Эти мысли разрывали ей сердце — особенно сейчас, когда ее
дитя уже жило внутри ее своей жизнью, постоянно напоминая о себе нетерпеливыми
движениями. Не замечать или отрицать его существование было невозможно.
Но Мэрибет считала, что лучшим проявлением ее любви к
ребенку будет дать ему жизнь и устроить к хорошим людям, которые посвятят себя
малышу. А ей надо уехать куда-нибудь и взяться за воплощение в жизнь своей
мечты.
— Доктор Маклин тебе что-нибудь говорил? —
спросила Лиз. — По поводу возможных приемных родителей?
Лиз вдруг обуяло любопытство. Она знала несколько бездетных
пар, которые были бы счастливы завести ребенка.
— Пока он еще ничего конкретного мне не сказал, —
озабоченно откликнулась Мэрибет. — Я надеюсь, что он верит в серьезность
моего намерения отказаться от ребенка. Правда, может быть, он думает, что Томми
и я…
Она замялась, не в силах подыскать нужные слова, заставив
Лиз расхохотаться.
— Будь уверена, он именно так и думает.
Он, признаться, поставил меня в тупик своими словами о том,
какой замечательный у меня сын. По-моему, он решил, что это его ребенок. Я тоже
подумала об этом, когда узнала о твоем существовании, и, честно говоря, до
смерти испугалась… но на самом деле бывают вещи пострашнее. Томми действительно
очень достойно повел себя в этой ситуации, особенно если учесть, что это не его
ребенок.
— У вас потрясающий сын, — призналась Мэрибет,
чувствуя, что эта женщина стала ей ближе родной матери. Она была такая добрая,
внимательная, умная, и Мэрибет показалось, что Лиз начинает постепенно отходить
после кошмарного года, прожитого без малышки Энни. Мэрибет сама пережила
времена страшной печали и знала, что это такое.
— Что ты собираешься делать в ближайшие два
месяца? — спросила Лиз, наливая Мэрибет стакан молока и придвигая к ней
тарелку с печеньем.
— Работать, что же еще. И заниматься.
И ждать ребенка. Он должен родиться к Рождеству.
— Это очень скоро, — заметила Лиз, тепло посмотрев
на свою юную собеседницу. — Если тебе нужна какая-то помощь, не стесняйся,
скажи мне.
Лиз хотелось помочь им обоим — и Мэрибет, и Томми, и перед
тем, как гостья ушла, она снова напомнила ей о том, что обязательно поговорит о
ней в школе.
Мэрибет была в полном восторге и этим же вечером,
отправившись в кино с Томми, подробно пересказала ему весь свой разговор с его
матерью.
Они смотрели фильм «Дьявол Бвана», надев специальные очки,
чтобы изображение казалось объемным. Это первое посещение стереоскопического
кинотеатра понравилось им обоим.
А после фильма Мэрибет снова заговорила о том уважении,
которое она испытывала к матери Томми.
Лиз, в свою очередь, все более симпатизировала подруге
своего сына. На этой неделе она снова пригласила ее обедать. Томми откликнулся
на эту новость весьма своеобразно: сильно покраснев, он не без удовольствия
сказал, что чувствует себя почти женатым. Он много думал об этом, особенно
сейчас, когда до появления ребенка остались считанные недели.
— По-моему, в этом нет ничего страшного, как ты
считаешь? — обронил он с деланным безразличием на пути домой. — Я
имею в виду в том, чтобы пожениться.
Томми напустил на себя очень важный вид, отчего он казался
совсем юным и забавным. Но Мэрибет уже пообещала его матери и самой себе, что
она этого не допустит.
