Он был готов к тому, чтобы взять на себя такую
ответственность. Родители хорошо его воспитали, и он был исключительно
порядочным человеком.
— Ты должен прислушиваться к ее мнению, Томми, —
предостерегающим тоном сказала Лиз. — Мэрибет должна все решить сама.
Ей лучше знать, что для нее правильно, а что нет, что бы ты
там себе ни думал. Не пытайся давить на нее, — добавила она
многозначительно, — и не взваливай на свои плечи то, с чем не справишься.
Вы оба слишком молоды, а брак и дети — это такие вещи, которые не слишком легко
даются и зрелым людям. Нельзя жениться из альтруистических соображений. Это,
конечно, прекрасно, но жить с человеком — это гораздо больше, чем просто
помогать ему. Чтобы преодолевать жизненные трудности, которые возникают гораздо
чаще, чем ты думаешь, нужно быть очень сильным человеком. В шестнадцать лет ты
просто не сможешь этого сделать.
И в сорок… и в пятьдесят… Им с Джоном в последнее время
как-то плохо удавалось преодолевать жизненные трудности. Лиз только сейчас
начала понимать, что они страшно отдалились друг от друга, утратив способность
к взаимной поддержке. У нее часто возникала горькая мысль, что они не выдержат
выпавшего на их долю испытания и их брак готов распасться.
— Я ее люблю, мама, — искренне признался Томми,
чувствуя, как его сердце сжимается от щемящей боли. — Но пойми, я не хочу,
чтобы Мэрибет прошла через все это в одиночестве.
Он всегда был честен с матерью, и Лиз это прекрасно знала.
Она понимала, на что ее сын способен ради Мэрибет, но, какими бы прекрасными ни
были его намерения и как бы ей ни нравилась Мэрибет, она все равно не хотела,
чтобы они поженились. Если уж вступать в брак, то не сейчас и не по этим
причинам.
— Она не одинока. Ты сейчас живешь только ради нее.
— Я знаю. Но это не то, — печально откликнулся
Томми.
— Она должна пережить это сама. Это ведь ее собственная
жизнь. Пусть она самостоятельно найдет свою дорогу. Если вы не ошибаетесь в
своих чувствах, ничто не разлучит вас, и в один прекрасный день вы будете
вместе.
Томми кивнул, не желая спорить, но как ему хотелось убедить
всех, что Мэрибет должна оставить ребенка и выйти за него замуж!
К сожалению, сама Мэрибет была первой, кто на это никогда не
согласится, да и родители тоже были явно против. Это упрямство бесило его.
Но в День Благодарения, усевшись за праздничный стол, они
словно стали одной счастливой семьей…
Лиз постелила на стол свою лучшую кружевную скатерть,
принадлежавшую когда-то бабушке Джона, — ее подарили им на свадьбу — и
подала обед в китайском сервизе, которым пользовалась лишь для особых случаев.
Мэрибет пришла в темно-зеленом шелковом платье, которое
можно было носить с поясом и тогда, когда ее фигура обретет прежнюю стройность;
ее густые рыжие волосы были распущены и волнами лежали на плечах. Со своими
огромными зелеными глазами она выглядела юной и трогательной и, несмотря на
выпирающий живот, очень привлекательной.
Лиз надела ярко-голубое платье и подкрасила щеки, чего с ней
не случалось уже очень долго. Мужчины тоже принарядились; в доме царила теплая
и праздничная атмосфера.
Мэрибет принесла Лиз цветы, огромные желтые хризантемы, и
коробку шоколадных конфет, которые, как она знала, пользовались большим успехом
у Томми.
Закончив ленч и усевшись у камина, они еще больше стали
походить на счастливую дружную семью.
Для Уиттейкеров это был первый большой праздник без Энни, и
Лиз очень боялась этого дня. Она постоянно вспоминала свою маленькую дочку, но,
когда рядом были Мэрибет и Томми, эти воспоминания не вызывали у нее такой
обостренной реакции.
Потом Лиз и Джон вышли прогуляться, а Томми с Мэрибет решили
немного покататься. Мэрибет удалось освободиться на все выходные, потому что в
ресторане ее любили, жалели и шли ей навстречу. Томми уговорил ее пожить эти
дни в доме Уиттейкеров.
— Эй, только на коньках не катайтесь! — крикнула им
вслед Лиз, придерживая на поводке собаку.
Они с Джоном собирались зайти к друзьям на пару часов, после
чего все четверо, Джон, Лиз, Томми и Мэрибет, намеревались пойти в кино.
— Ну, что будем делать? — спросил Томми на пути к
озеру.
Ответ Мэрибет был неожиданным; услышав его, Томми
почувствовал смесь облегчения и удивления. Он весь день думал о том, что должен
туда сходить, но не заговаривал об этом, боясь, что родители его намерение
сочтут странным.
— Как ты считаешь, может быть, заехать на
кладбище? — нерешительно спросила Мэрибет. — Я просто подумала…
понимаешь, сегодня я как бы заняла место Энни — но только условно, конечно. Мне
бы так хотелось, чтобы она была с нами, чтобы твои родители были опять
счастливы. Не знаю… мне просто хочется побывать там и… познакомиться с ней.
— Да, — откликнулся Томми, — мне тоже.
Он чувствовал абсолютно то же самое.
Впрочем, его родители явно потихоньку выбирались из пучины
своего горя и стали гораздо терпимее относиться друг к другу.
Они остановились и купили цветы — маленькие желтые и красные
розочки, перевязанные длинными розовыми лентами. Мэрибет осторожно положила их
на могилу, рядом с небольшой плитой из белого мрамора.
— Здравствуй, малышка, — тихо сказал Томми,
вспоминая вечно искрящиеся смехом большие голубые глаза. — Мама сегодня
приготовила отличную индейку. Правда, тебе бы не понравилось — она была с
изюмом.
Они долго сидели на могиле в полном молчании, держась за
руки и думая о маленьком ангеле, лежащем здесь.
Трудно было поверить, что она умерла почти год назад. Иногда
Томми казалось, что прошло только несколько дней, иногда — что целая вечность.
— Пока, Энни, — ласково попрощалась с ней Мэрибет,
тяжело поднимаясь, чтобы уйти.
Они оба знали, что унесли с собой частицу ее души. Энни
оставалась с ними всегда — в воспоминаниях Томми, в комнате, где спала Мэрибет,
в грустном взгляде Лиз.
— Энни была такой милой девчонкой, — сдавленным
голосом произнес Томми на пути к машине. — Я до сих пор не могу поверить,
что она умерла.
— Она не умерла, — мягко сказала Мэрибет. —
Ты просто не можешь ее увидеть, Томми. Но она всегда остается с тобой.
— Я знаю, — как-то неуверенно ответил он. Во
всяком случае, ему очень хотелось в это верить. — Но я все равно по ней
сильно скучаю.
Мэрибет кивнула и придвинулась к нему поближе. Праздничные
дни заставили ее думать о своей семье, а этот разговор об Энни напомнил ей о
том, как она скучает по Ноэль.
Она ни разу не разговаривала с сестрой после отъезда из
дома, а несколько месяцев назад мама сказала ей по телефону, что отец даже не
разрешает Ноэль читать письма от Мэрибет. Правда, она увидит сестру совсем
скоро… но вдруг с ней что-нибудь случится… как с Энни…
