Одна мысль об этом заставила ее похолодеть.
Когда они вернулись домой, Мэрибет выглядела какой-то
подавленной и притихшей, и Томми знал, что она из-за чего-то переживает.
«Может быть, не надо было возить ее на могилу Энни, —
подумал он. — Наверное, на этой стадии беременности такая поездка могла
только выбить ее из колеи».
— Как ты себя чувствуешь? Может быть, хочешь полежать?
— Да нет, со мной все в порядке, — ответила
Мэрибет, борясь с подступающими слезами.
Родители Томми еще не вернулись — они с Мэрибет пришли
раньше.
И вдруг Мэрибет сказала нечто, поразившее его:
— Как ты думаешь, твои родители не рассердятся, если я
позвоню домой? Я просто подумала… что, может быть, в праздники… знаешь, я
просто хочу поздравить своих близких с Днем Благодарения.
— Конечно, звони, пожалуйста.
Томми был уверен, что родители ничего не скажут. А если что,
он сам заплатит за звонок.
Мэрибет сказала свой домашний номер телефонистке и стала
ждать, а Томми вышел из комнаты.
К телефону подошла мама. Мэрибет показалось, что она тяжело
дышит от того, что торопилась к аппарату. Она говорила громко, пытаясь
перекричать шум вокруг нее.
На День Благодарения в их дом всегда приходили ее тетушки со
своими мужьями и маленькими детьми. Дети визжали и смеялись, и мама не сразу
поняла, кто звонит.
— Кто это… эй, прекратите! Я ничего не слышу! Кто это?
— Это я, мама, — чуть погромче сказала
Мэрибет. — Это я, Мэрибет. Я хотела поздравить тебя с Днем Благодарения.
— О Господи! — сказала мама, внезапно
разрыдавшись. — Отец меня убьет.
— Я просто хотела узнать, как вы там.
Мэрибет ужасно захотелось прижаться к маме и обнять ее. До
этого момента она не осознавала, как сильно ей не хватает материнской
ласки. — Я очень по тебе соскучилась, мама.
Слезы подступили к ее глазам, а Маргарет Робертсон ничего не
могла сказать и только всхлипывала.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, понизив
голос и надеясь, что больше никто ее не услышит. — Ты еще не…
— Нет, но уже скоро. В этом месяце.
Мэрибет не успела договорить, как на другом конце линии
послышались какие-то невнятные звуки, шум возни, спор, и в трубке раздался
резкий и сердитый голос.
— Кто говорит? — рявкнул он, хотя по испуганному и
растерянному виду жены прекрасно понял, кто звонит.
— Здравствуй, папа. Я просто хотела поздравить тебя с
Днем Благодарения.
Руки Мэрибет дрожали, но она изо всех сил старалась, чтобы
ее голос звучал спокойно.
— Все уже позади? Ты знаешь, что я имею в виду, —
безжалостно и грубо спросил отец, заставив Мэрибет сжать зубы, чтобы не
расплакаться.
— Нет еще… просто я… я хотела…
— Я же запретил тебе звонить сюда, пока все не
кончится. Возвращайся домой после того, как решишь все свои проблемы и
избавишься от него. А до тех пор не звони. Поняла?
— Я поняла, я… папа, пожалуйста…
Мэрибет слышала, как плачет ее мама и как что-то кричит
Ноэль, чей-то голос уговаривал отца смягчиться, но отец был непреклонен — он
бросил трубку, и плачущая Мэрибет так и осталась стоять с трубкой в руках.
Телефонистка спросила ее, закончен ли разговор.
Мэрибет даже не могла ей ответить, рыдания душили ее. Она
просто положила трубку и тяжело опустилась на стул, всхлипывая и размазывая
слезы по лицу.
Томми, вернувшись в комнату и увидев ее в таком состоянии,
пришел в ужас:
— Что случилось?
— Он не дал мне… поговорить с мамой, — с трудом
выговорила Мэрибет, — и запретил мне звонить до того, как я избавлюсь от
ребенка. Он… Я…
Она даже не могла сказать ему, что чувствует, но это было и
так понятно.
Когда через полчаса домой вернулись родители Томми, Мэрибет
все еще была очень расстроена. Томми заботливо уложил ее, опасаясь, что ей
станет плохо из-за этого тяжелого разговора.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Лиз.
— Мэрибет позвонила родителям, чтобы поздравить их с
праздником, а ее отец стал кричать на нее. Кажется, она сначала говорила с
мамой, потом отец отобрал у нее трубку и сказал Мэрибет, чтобы она не звонила и
не возвращалась домой, пока не пристроит ребенка. Это ужасно, мама. Как же она
туда вернется?
— Не знаю, — с тревогой ответила Лиз. —
Нормальные родители так себя не ведут. По-моему, Мэрибет очень привязана к
своей матери… с другой стороны, если ей нужно будет потерпеть только до июня…
Лиз, впрочем, прекрасно представляла себе, как тяжело будет
Мэрибет, когда она вернется домой.
Она тихонько вошла в комнату Энни и села на постель рядом со
все еще плачущей Мэрибет.
— Ты не должна так расстраиваться, детка, —
успокаивающим тоном сказала она, беря Мэрибет за руку и мягко перебирая ее
пальцы — так она всегда утешала Энни. — Это вредно и тебе, и ребенку.
— Почему он такой нетерпимый человек?
Почему он не дал мне просто поговорить с мамой или с Ноэль?
С кем ей совершенно не хотелось разговаривать, так это с
Райаном — он мало чем отличался от отца, был таким же ограниченным и черствым.
— Он думает, что защищает твою сестру от подобных
ошибок. Он просто ничего не понимает. Может быть, его смущает то, что произошло.
— Меня тоже смущает. Но ведь на мои чувства к родителям
это не повлияло, — обиженно возразила Мэрибет.
— Я не уверена, что он это понимает. Тебе очень повезло
— у тебя развитый ум и большое сердце. У тебя есть будущее, Мэрибет. А у твоего
отца — нет.
— Какое у меня может быть будущее, миссис Уиттейкер? В
моем городе все будут пальцами на меня показывать, когда я вернусь туда. Я
уверена, что они все уже знают. Несмотря на то что я уехала, как-нибудь эта
тайна да просочится. Сами подумайте, что меня ждет.
Ребята будут думать, что я легкомысленна и доступна, девочки
— что я дешевка. Папа никогда не разрешит мне учиться в колледже после
окончания школы. Он заставит меня работать у себя в мастерской или оставаться
дома и помогать маме, и я похороню себя так же, как она.
— Тебе не придется этого делать, — ласково сказала
Лиз. — Совсем не обязательно повторять ее путь. Ты же знаешь себе цену. Ты
знаешь, что на самом деле не легкомысленная и не дешевка. Ты окончишь школу и
сама решишь, что тебе делать дальше… и ты всего добьешься, я верю в тебя.
— Но отец запретит мне разговаривать с ними. И я больше
никогда не смогу говорить с мамой и сестрой.
