Вернувшись домой, он достал елочные игрушки, и остаток дня
ушел на украшение елки.
Не раз слезы подступали к глазам Томми — ведь большинство
игрушек мама сделала вместе с Энни.
— Может быть, мы не будем их вешать? — задумчиво
спросила Мэрибет.
Это действительно был нелегкий вопрос.
Повесят они их или нет, мама все равно расстроится.
В конце концов они решили все же не убирать эти игрушки,
потому что это означало бы, что они хотят забыть об Энни. Она должна все время
чувствовать, что незримо находится здесь, с ними, потому что все они помнят о
ней. Лучше было признаться себе в этом, чем пытаться убедить себя в том, что
этих самодельных игрушек вообще не существует.
Томми и Мэрибет закончили украшать елку только к трем часам.
На ленч Мэрибет приготовила сандвичи с тунцом. Томми убрал
игрушки, оставив только маленькую коробочку с елочными украшениями, а затем
посмотрел на Мэрибет странным взглядом.
— Что-нибудь не так?
Он покачал головой. Мэрибет заметила, что он о чем-то напряженно
размышляет.
— Нет, все в порядке. Я хочу поехать в одно место.
Поедешь со мной или ты слишком устала?
— Поеду, конечно. Куда ты собрался?
— Увидишь.
Томми достал теплые куртки, и они вышли на улицу. Начинался
снегопад; они залезли в фургон, взяв с собой маленькую коробку с украшениями и
положив ее рядом со второй елочкой.
Мэрибет сначала не понимала, куда они едут, но постепенно
догадалась. Томми остановил машину около кладбища — он хотел подарить маленькую
елочку Энни.
Он достал ее из фургона, а Мэрибет взяла коробку. Это были
самые маленькие елочные игрушки, которые Энни особенно любила — крошечные
мишки, солдатики с трубами и ангелочки. В коробке лежали также елочные бусы и
серебристая мишура.
Томми установил елку на могиле, на маленькой деревянной
подставке, и они по очереди стали вешать на нее игрушки. Этот разрывающий
сердце ритуал продолжался несколько минут, после чего они стали молча
разглядывать результаты своего труда, и Томми вспомнил, как Энни любила Рождество.
Он уже рассказывал об этом Мэрибет, но в этот раз слова как
будто застревали у него в горле. Слезы катились по щекам — он вспоминал, как
хорошо им было с Энни, и чувствовал, как сильно ему ее не хватает.
Потом он посмотрел на Мэрибет, стоявшую рядом с елочкой.
Куртка не застегивалась на ее выпирающем животе, глаза были
полны слез, рыжие волосы выбивались из-под шерстяной шапочки. Томми
почувствовал, что никогда не любил ее сильнее, чем сейчас.
— Мэрибет, — ласково позвал он, зная, что Энни
одобрила бы его поступок.
Это надо было сделать именно здесь. Мэрибет должна была
стать частью его жизни и его будущего.
— Давай поженимся… пожалуйста… Я так тебя люблю…
— Я тоже тебя люблю, — т сказала она, подойдя
ближе и взяв его за руку, — но я не могу, ты же знаешь… не сейчас… не
проси меня делать это…
— Я не хочу тебя терять, — продолжал Томми,
посмотрев на маленькую могилку, где лежала его сестренка, рядом с
рождественской елкой, которую они ей принесли. — Я потерял ее и не могу
потерять тебя… пожалуйста, давай поженимся.
— Не сейчас, — мягко откликнулась Мэрибет.
Ей очень хотелось дать ему все, что она могла дать, но она
боялась причинить ему боль, не оправдав его надежд. Мэрибет была мудрее своих
лет и в какой-то степени по-женски мудрее его.
— Ты обещаешь когда-нибудь выйти за меня замуж?
— Торжественно обещаю тебе, Томас Уиттейкер, что я буду
любить тебя вечно, — произнесла она, готовая перед Богом ответить за
каждое свое слово.
Мэрибет чувствовала, что никогда не забудет, кем он стал для
нее с первой же их встречи. Но никто не мог знать, что их ждет в будущем, куда
каждого из них приведет судьба.
Она страстно желала стать частью его жизни до конца своих
дней, но кто мог знать, что будет дальше?
— Пообещай мне выйти за меня замуж.
— Если мы оба будем этого хотеть, — как всегда,
искренне сказала она.
— Я всегда буду готов на тебе жениться, —
торжественно произнес Томми, и она знала, что он действительно верит в свои
слова.
— Я тоже. Я всегда буду тебе другом, Томми… и всегда
буду любить тебя.
И если им повезет, она в один прекрасный день станет его
женой. Мэрибет тоже этого хотелось, и слишком сильным было искушение выйти за
него уже сейчас, в шестнадцать лет, но ей хватало мудрости для того, чтобы
понимать, что в один прекрасный день все может измениться.
А может быть, все будет иначе — их любовь с каждым днем
будет становиться все крепче.
Но кто знает — ведь жизнь могла разнести их по разным
уголкам земного шара, разъединив навсегда, хотя она очень надеялась, что этого
не произойдет.
— Я буду ждать столько, сколько понадобится, —
заверил ее Томми. — Мои чувства к тебе никогда не изменятся.
— Спасибо, — ответила Мэрибет и нежно поцеловала
его.
Как бы ему хотелось, чтобы она пообещала ему большее! Но он
был рад и малому, понимая, что сейчас она не может дать ему больше.
На некоторое время воцарилось молчание.
Томми и Мэрибет стояли у могилы, глядя на маленькую елочку и
размышляя о маленькой озорной девочке, навсегда оставшейся в их сердцах.
— Мне кажется, она тебя тоже любит, — тихо сказал
Томми. — Если бы она была с нами!
С этими словами он сжал руку Мэрибет и повел ее к машине.
Молодыми людьми овладела тихая грусть, и по дороге домой они молчали. Теперь
между ними было что-то тихое и хорошее, сильное и чистое, очень искреннее.
Оба они понимали, что в один прекрасный день могут
соединиться — а могут и расстаться. Но и Мэрибет, и Томми верили, что ничто не
сможет разлучить их.
И Томми, и Мэрибет для своих шестнадцати лет слишком много
пережили. У них была надежда, была взаимная клятва и были общие мечты. Это было
хорошее начало для чего бы то ни было, бесценный дар, который они дали друг
другу.
Сидя в гостиной, они тихо разговаривали, смотрели семейные
альбомы и смеялись над детскими фотографиями Томми и Энни.
Когда родители Томми наконец вернулись, Мэрибет как раз
разогрела им обед. Джон и Лиз были рады оказаться дома и застать Мэрибет и
Томми довольными и веселыми; порадовала их и елка, только на лицо Лиз набежало
облачко грусти, когда взгляд ее задержался на самодельных игрушках. Глаза ее
наполнились слезами, но потом она посмотрела на сына и улыбнулась.
— Спасибо, что ты их повесил. Мне бы очень их не
хватало.
