Если бы их не было, всем бы показалось, что они хотят забыть
о существовании Энни, а это было не так.
— Спасибо тебе, мама.
Томми был доволен тем, что они не ошиблись, повесив эти
украшения на елку.
Вся семья отправилась на кухню обедать.
Мэрибет спросила, как прошла поездка, и Лиз ответила, что
довольно успешно. Правда, восторга на ее лице не было, но Джон выглядел
удовлетворенным. Поездка удалась ровно настолько, насколько позволяли
обстоятельства, но, несмотря ни на что, за столом весь вечер царила праздничная
атмосфера.
От глаз Лиз не укрылось, что между Томми и Мэрибет произошло
что-то важное. Они вели себя гораздо серьезнее и сдержаннее, чем когда-либо, и
она не могла не догадаться, что теперь их явно связывают какие-то более сильные
узы.
— Как ты думаешь, что они тут делали в наше
отсутствие? — спросила она у Джона вечером, и ее муж явно смутился.
— Если ты имеешь в виду то, что ты, по-моему, имеешь в
виду, то я тебе скажу, что даже страстно влюбленный шестнадцатилетний юноша не
может справиться с таким препятствием, как огромный живот, — покачал
головой Джон. — Мне кажется, что ты напрасно беспокоишься.
— А вдруг они поженились?
— Им нужно на это наше разрешение, ты же знаешь. И
вообще, почему тебе вдруг такое приходит в голову?
— Странно, что ты ничего не заметил, Джон. Они
показались мне какими-то другими. Они стали ближе, и вообще у меня возникло
странное ощущение, что это один человек, а не два.
Но мужу нечего было на это ответить.
Их поездку можно было считать удачной.
Оказавшись наедине в гостиничном номере, они стали ближе
друг к другу, чем когда-либо; оказавшись вне стен дома, где все напоминало об
умершей дочери, они взглянули друг на друга совершенно иными глазами, поняли
вдруг, что их браку грозил крах, а ни Лиз, ни Джон этого не хотели.
— Мне кажется, что они очень друг друга любят. Мы
должны с этим смириться, — спокойно сказал Джон.
— Как ты думаешь, они действительно когда-нибудь
поженятся?
— Разве ты хотела бы видеть женой нашего сына
какую-нибудь другую девушку, а, Лиз?
Они уже через многое прошли рука об руку.
Может быть, они и расстанутся, а может быть, их это только объединит.
Время покажет. Они хорошие ребята, и мне бы хотелось, чтобы они были вместе.
— Тем не менее торопиться с женитьбой им не
следует, — упрямо стояла на своем Лиз, — Мэрибет хочет подождать,
пока не закончит учебу, и не стоит ей мешать.
Джон грустно улыбнулся.
— Ты знаешь, мне такой тип женщин известен, —
съязвил он.
Однако ничего плохого в этом не было — время доказало это. С
такими женщинами, как Лиз или Мэрибет, было не всегда легко, но они того
стоили.
— Если Мэрибет и Томми чувствуют, что им это нужно, они
готовы будут ждать. Если нет — ну что ж, у них уже будет за плечами опыт,
которого не имеет большинство людей.
В некоторой степени я им завидую.
Джону показалось, что он может начать все сначала, заложить
основу для новой жизни.
Мысль о том, чтобы заново завоевать Лиз, показалась ему
очень привлекательной, ведь у них было впереди общее будущее.
— А я совсем ей не завидую, когда думаю о том, что ей
придется пережить, — печально откликнулась Лиз.
— Ты имеешь в виду роды? — с удивлением спросил
Джон — Лиз никогда не жаловалась на то, что ей было трудно рожать.
— Нет, я имею в виду отказ от ребенка. Это будет
нелегко.
Джон кивнул, испытывая острую жалость не только к Мэрибет,
но и к Томми — жалость из-за того, что этим молодым людям так рано придется
испытать душевную боль. Однако он все равно немного завидовал этим стремительно
повзрослевшим детям, перед которыми была вся жизнь — вместе или поодиночке.
В эту ночь, когда супруги Уиттейкер, лежа в спальне, обсуждали
их будущее, Мэрибет и Томми долго разговаривали в гостиной.
Лиз была права относительно того, что заметил ее зоркий
материнский взгляд — им казалось, что они теперь одно. Это ощущение было
гораздо более сильным, чем раньше.
И впервые в сердце Мэрибет зародилась надежда, что у нее
есть будущее.
…На следующее утро будильник поднял всех довольно рано, и,
пока Мэрибет принимала душ и одевалась, Лиз приготовила завтрак.
На сегодняшний день был назначен экзамен для Мэрибет,
который в случае успешной сдачи позволил бы ей сразу перейти на второй семестр
выпускного класса.
И у Томми в этот день тоже были полугодовые зачеты. За
столом только и разговоров было, что о предстоящих испытаниях. Томми довез свою
подругу до школьных ворот и, пожелав ей удачи на прощание, поспешил в свой
класс.
Школьные власти разрешили Мэрибет сдавать экзамен в
отдельной комнате, в административном здании, подальше от любопытных глаз
учеников.
Лиз встретила взволнованную Мэрибет, подбодрила и дала
тестовые задания. Благодаря усилиям Лиз, которая расхваливала способности своей
подопечной уже не первый день, остальные учителя предупредительно отнеслись к
Мэрибет, сделав все для того, чтобы помочь ей.
Так Мэрибет стала старшеклассницей.
Остаток недели пролетел незаметно, а следующие выходные были
последними перед Рождеством.
Покончив с рождественскими покупками, Лиз ехала домой.
Однако, повинуясь внутреннему зову, она вдруг решила съездить на кладбище. Она
уже несколько месяцев откладывала это посещение, зная, как ей будет больно, но
сегодня она почувствовала, что должна это сделать.
Она въехала в ворота кладбища и припарковала машину. Завидев
могилу издалека, она сделала к ней несколько шагов и вдруг остановилась как
вкопанная, увидев маленькую, слегка накренившуюся елочку, украшенную развевающейся
на ветру мишурой и крошечными игрушками.
Лиз медленно подошла к могиле, поправила елку и сбившуюся
мишуру, внимательно разглядывая украшения, которые Энни своими руками бережно
развешивала на елке всего год назад. Лиз помнила каждое слово, каждое движение,
каждый момент той тихой муки, в которую превратился прошедший год.
Внезапно острая и сладкая боль охватила все ее существо, и
она почувствовала, как внутри ее словно вскрылся нарыв, и все ее целый год
копившееся страдание вышло наружу.
Долго стояла она у могилы, заливаясь слезами и глядя на
елку, принесенную Мэрибет и Томми. Дотронувшись до хрупких веточек, словно до
руки друга, Лиз прошептала имя своей дочурки… и один звук этого имени коснулся
ее сердца, как нежные пальчики ребенка.
— Я тебя так люблю, девочка моя… и всегда буду любить…
милая, милая Энни…
