Ее отвезли в родовую палату. Мэрибет не отпускала руку Лиз.
Доверчиво глядя на нее, она сказала:
— Пообещайте мне, что вы не передумаете… ведь вы
возьмете его, а, Лиз? Вы будете его любить… будете любить моего ребенка?
— Обещаю, — сказала Лиз, потрясенная ее
доверием. — Я всегда буду любить его… и тебя я очень люблю, Мэрибет…
спасибо тебе…
В этот момент началась новая схватка, и следующие несколько
часов стали для Мэрибет настоящей пыткой.
К моменту родов ребенок лежал не правильно, и пришлось
воспользоваться щипцами. На лицо Мэрибет наложили маску, чтобы она вдыхала
какой-то газ. Девочка совсем ослабла и дергалась во сне, но Лиз не переставала
держать ее за руку.
Было уже далеко за полночь, когда в палате наконец раздался
крик ребенка, и медсестра сняла маску с лица Мэрибет, чтобы она могла увидеть
свою дочь.
Мэрибет находилась в полусонном состоянии, но, посмотрев на
сморщенное красное личико малышки, не смогла сдержать улыбки, а потом взглянула
на Лиз с невероятным облегчением и радостью.
— У вас девочка, — сказала она Лиз.
Даже в одурманенном состоянии она не забыла, чей это
ребенок.
— Это у тебя девочка, — поправил ее доктор,
улыбаясь, и протянул ребенка Лиз.
Та взглянула на крошечное личико и увидела светлые волосы.
Новорожденная малышка была такая невинная и беззащитная, что сердце Лиз
переполнилось любовью и нежностью.
— Здравствуй, — прошептала она, держа в руках
младенца, который должен был принадлежать ей, и чувствуя почти то же самое, что
она чувствовала, впервые взяв на руки собственных детей.
Лиз понимала, что этот момент она никогда не забудет, и ей
бы очень хотелось разделить его с Джоном. Для нее так важно было увидеть
появление малышки на свет, ее рождение и первый крик, как будто она позвала их,
чтобы сообщить, что она наконец-то родилась. Они все слишком долго ее ждали.
Измученной Мэрибет сделали еще один укол, она уснула, а Лиз
разрешили отнести ребенка в детскую палату, где девочкой занялись медсестры. С
малышкой проделывали все необходимые манипуляции, что и с остальными
новорожденными, а Лиз не отходила от нее и ревниво наблюдала за этим процессом.
Через несколько минут к окну детской палаты подошли Томми и
Джон, пытаясь разглядеть, что там происходит.
Медсестра снова дала ребенка Лиз, и она показала его Джону.
И когда этот пятидесятилетний мужчина увидел их дочь, сердце его растаяло.
— Правда, она красивая? — спросила Лиз, отчетливо
артикулируя, чтобы муж мог прочитать у нее по губам, и внезапно Джон перестал
видеть что-либо, кроме своей жены и того, через что они прошли.
Было очень трудно не думать сейчас о новорожденной Энни, но
ведь это был другой ребенок — их ребенок.
— Я тебя люблю, — прошептал он, понимая, что она
его не услышит.
Но Лиз услышала его сердцем. Она тоже его любила, и в этот
момент с ужасом осознала, что за последний год они почти перестали любить друг
друга. Но теперь все кончилось, завершилось чудесным образом — благодаря
Мэрибет и ее необыкновенному дару и любви, которую они все же смогли сохранить,
хотя и почти забыли о ней.
Томми пришел в неописуемый восторг от новорожденной малышки.
Когда Лиз наконец присоединилась к ним, он кинулся к ней с расспросами о
самочувствии Мэрибет. Лиз сказала ему, что с ней все в порядке, что держалась
она очень мужественно и сейчас спит.
— А это очень ужасно, мама? — обеспокоенно спросил
Томми, чувствуя, как растет его уважение к прошедшей через такой кошмар
Мэрибет.
Новорожденная весила четыре килограмма двадцать граммов —
слишком много для любой женщины, особенно для шестнадцатилетней девочки с
узкими бедрами.
Во время родов сердце Лиз не раз переполнялось сочувствием,
но доктор не жалел анестезирующих средств. В следующий раз роды должны были
протекать легче — и физически, и психологически.
— Произвести нового человека на свет — тяжелое дело,
сынок, — тихо ответила Лиз, впечатленная всем происшедшим.
«Особенно тяжелое, если ты стараешься не для себя, а для
кого-нибудь другого», — хотела добавить она, но сдержалась.
— Она скоро поправится? Когда я смогу ее увидеть?
Томми хотел бы задать еще тысячу вопросов, но Лиз остановила
его.
— Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Все самое трудное
уже позади.
Через час Мэрибет привезли в палату, все еще полусонную и
плохо соображающую. Увидев Томми, она сразу же прильнула к его руке и стала
говорить ему о том, как она его любит и какая милая девочка у нее родилась.
Глядя на них, Лиз ощутила поднявшуюся в ней волну ужаса,
равную которой по силе она вряд ли испытывала. Вдруг Мэрибет передумает, решит
выйти замуж за Томми и сама будет растить ребенка?
— Ты ее видел? — спросила Мэрибет у Томми.
Лиз посмотрела на Джона, и тот мягко взял ее руку в свою,
желая успокоить жену. Он знал, о чем она думает, и сам боялся того же не
меньше.
— Она очень хорошенькая, — сказал Томми, целуя
свою подругу.
Мэрибет была очень бледной и осунувшейся, но все равно
красивой.
— Она похожа на тебя.
Но у новорожденной девочки были не огненно-рыжие, как у
матери, а светлые волосы.
— Я думаю, она похожа на твою маму. На свою
маму, — поправилась Мэрибет, нежно глядя на Лиз.
Она чувствовала связь между ними двумя — более сильную, чем
с кем бы то ни было, словно они вместе родили ее ребенка. И Мэрибет знала, что
без Лиз она бы с этим не справилась.
— Как вы собираетесь ее назвать? — спросила
Мэрибет, с трудом подавляя зевок, — ее снова начало клонить в сон.
Лиз почувствовала огромное облегчение.
В конце концов, не обязательно же она должна передумать. И
это действительно будет их с Джоном ребенок. Даже сейчас в это трудно было
поверить.
— Как насчет Кейт? — поинтересовалась Лиз, и
Мэрибет закрыла глаза.
— Да, хорошо, — прошептала она и погрузилась в
дрему, все еще держа Томми за руку. — Я люблю вас, Лиз, — добавила
она, уже не раскрывая глаз.
— Я тоже тебя люблю, Мэрибет, — откликнулась Лиз.
Она поцеловала девочку в щеку и дала знак остальным, чтобы
они ушли. У Мэрибет была трудная ночь, и она должна была как следует отдохнуть.
Было три часа утра. Пройдя по холлу, Уиттейкеры остановились
у окна детской палаты.
Там лежала их девочка — розовая и теплая, запеленутая в простынку.
Она не спала и смотрела прямо на Лиз, как будто все это время ее ждала.
Казалось, она была послана им самой судьбой. Подарок от парня, который никого
из них не знал, и от девочки, прошедшей через их жизнь, подобно радуге.