Он подвинулся к лестнице.
— Твои друзья, — возразил он, опустив голову и ногой подталкивая коробку клюку.
— Ты избыточно ясно дал мне понять, что их не одобряешь.
— Так заведи новых.
Заведи новых, передразнила я его про себя.
Расстроенная, я пошла за последней коробкой игрушек, которых называла именами умерших или умирающих друзей. Их было очень много.
Я подумала о Маршале, потом о Пирсе. Как мне сказать Маршалу что я под бойкотом? Слишком большой это напряг для дружбы. Не надо было мне с ним силу перетягивать.
Робби поднял вторую коробку:
— Тебе надо что-то менять.
Я бросилась возражать, и густой запах пыли тут же полез мне в ноздри:
— Что, например? Я стараюсь. Изо всех, черт возьми, сил стараюсь, но никто приличный не выживет в том дерьме, в которое превратилась моя жизнь.
Вытянутое лицо Робби снова закаменело, и он стал спускаться.
— Это все увертки. Тебе объявлен бойкот, а маме ты приносишь вред. И причины тут поглубже, чем та, что у тебя не те друзья. Хотя, если подумать, все дело может быть именно в них.
— Айви и Дженкса ты не трожь! — огрызнулась я, потому что тревога за Айви обернулась жарким гневом. — У них на день больше мужества приходится, чем у тебя за всю твою жизнь!
Робби посмотрел на меня, поморщился — голова его была над самым полом.
— Вырасти ты наконец, — сказал он. — Сожги демонские книги и найди себе приличную работу. Кто не хочет вписываться в общество, вписывается в раннюю могилу.
Я со злостью поставила коробку на бедро:
— Сам ты кусок… приличной работы, ты это знаешь? Ты ничего не знаешь. Ты понятия не имеешь, что мне случалось делать или на что я способна. Но это не дается бесплатно, ничто бесплатно не дается. Знаешь, что я тебе скажу? Забирай маму и лети к своей безопасной девушке, в безопасный дом в безопасном модном районе, живи своей безопасной предсказуемой жизнью, заведи себе безопасных предсказуемых детей, умри безопасной и бесполезной смертью, не сделав ничего за всю свою безопасную и бесполезную жизнь. А я останусь здесь и что-нибудь сделаю хорошее, потому что именно это и надо делать, пока ты жив, а не просто есть, спать и в сортир ходить! Я не буду лежать на смертном одре и мучиться мыслью, а что было бы, если бы я жила не так безопасно!
У брата потемнело лицо, он хотел что-то сказать, потом передумал. Обхватив приготовленную коробку, он стал спускаться.
— Большое тебе спасибо, Робби, — бормотала я про себя. — Видишь, меня трясет? Я сюда пришла на обед, а теперь меня трясет.
Я направилась к лестнице с последней коробкой умерших друзей. Я слышала, как мама разговаривает с Робби, но слов было не разобрать.
Спустившись до середины лестницы, я остановилась. Глаза вровень с полом чердака, я осмотрелась еще раз. Книги, которая мне нужна, здесь не было. Робби ее взял и, черт его побери, отдавать мне не собирается. Может быть, где-нибудь в сети рецепт найду. Так искать — не самое безопасное на свете занятие, но если увижу, в памяти может что-то щелкнуть, и я смогу его восстановить.
С ватными коленями я спустилась в зеленый коридор спиной вперед и чуть этой самой спиной не налетела на маму.
— Ой, черт! — сказала я, видя по ее несчастному лицу, что она все слышала. — Мам, ты меня не слушай, я просто на него разозлилась. Я не всерьез. Ты должна ехать в Портленд и быть с Такатой… то есть Дональдом.
Несчастный мамин вид сменился невероятным удивлением, когда она услышала настоящее имя рок-звезды.
— Он тебе назвал свое имя?
Я улыбнулась, хотя на самом деле была очень огорчена.
— Ага. После того, как я двинула его кулаком.
Хлопнула задняя дверь. Робби, наверное, вышел остыть. А ну его.
— Прости меня, — пробормотала я, подаваясь в сторону кухни. — Я извинюсь. Не удивительно, что он предпочитает жить на другой стороне континента.
Мама громко хлопнула чердачным люком, закрывая его.
— Нам надо поговорить, Рэйчел, — сказала она через плечо и зашагала в противоположном направлении, к моей бывшей комнате.
Я остановилась, вздохнув, на зеленом ковре, мрачно глядя, как она скрывается в моей комнате. У меня начинала болеть голова, но я решительно подтянула вверх коробку на бедре и так же решительно пошла за мамой, готовясь к неминуемой нотации. Я не собиралась цапаться с Робби, но он меня вывел из себя, и есть вещи, которые надо сказать вслух. Например: «Где моя книга?»
Но я вошла в свою бывшую комнату и застыла на пороге — имущество отца грудой валялось на моей кровати.
— Это тебе, — показала она на пыльные коробки. — Если хочешь. Робби… — Она вздохнула, поднесла на секунду руку ко лбу. — Робби считает, что их надо было бы выбросить, но я не могу. В них слишком много от папы.
Чувствуя себя виноватой, я опустила коробку с мягкими игрушками на пол.
— Да. Спасибо. — Я проглотила застрявший в горле ком, и выпалила, видя, как она расстроена: — Мам, мне очень, очень жаль, что мне объявили бойкот, но это несправедливо! Они ничего не понимают… Но может, мне надо все бросить и уйти?
Она сидела на кровати, не глядя на меня.
— Нет, не надо. Но тебе обязательно надо как-то добиться, чтобы бойкот сняли. При всех твоих бунтовских склонностях ты не создана для жизни вне общества. Тебе слишком нужны другие. Я слышала, что ты говорила Робби. Когда он видит, как ты живешь по своим убеждениям, у него возникает страшное подозрение, что он трус — вот он и орет, чтобы его заглушить.
Я подошла ближе, подвинула коробку, чтобы сесть рядом с мамой.
— Мне не надо было этого говорить, — признала я. — Но я всерьез думаю, что ты должна уехать… в Портленд. — Мне даже говорить это было неприятно. — Может быть… — я снова проглотила ком в горле, — может быть, надо было сразу от всего этого отказаться. Если я все это брошу, то и бойкот могут снять.
Но мне пришлось бы бросить Айви и Дженкса, а этого я не могу.
Мама взяла меня за руку — глаза у нее блестели.
— Я еду. А ты остаешься. Но я не оставляю тебя здесь одну. — Я сумела не вздрогнуть, вспомнив про все ее попытки меня сосватать, и попыталась было начать протестовать, но она мне протянула гладкий и блестящий учебник. — Ты это искала? — спросила она спокойно.
У меня отвалилась челюсть. Я уставилась на книгу. «Арканные гадания и кросс-касательные исследования», том девятый. Оно! Та книга, что мне нужна!
— Книга, которую тебе Робби подарил на солнцестояние, когда тебе было восемнадцать, — говорила мама. — Я заставила его отдать ее мне, но не знала, та ли это. Думаю, вот это тебе тоже понадобится.
Вытаращив глаза, я взяла трясущимися руками красно-белый камень с неглубокой выемкой. Мама хочет, чтобы я спасла Пирса?
