Меня пробило адреналином, и я на долю секунды замешкалась. Это баньши. Не надо мне сюда соваться… но если не я, то кто?
— Держись, Дженкс, — сказала я вслух, поискала глазами седые волосы Эддена. — Эдден! — крикнула я снова, и когда он посмотрел, бросила ему мою сумку. — За Дженксом приглядите! — закричала я ему, когда он ее поймал, а сама бросилась бежать за Миа. Зачем я это делаю? Они же даже не доверяют мне.
— Мисс, мисс! — налетела на меня репортерша с микрофоном, и я отпихнула ее локтем с дороги. За спиной послышались крики, и я не смогла сдержать улыбку.
Через три секунды я вырвалась из кольца зевак. Слепящий свет сменился темнотой, глухая тишина вытеснила шум, действие сменилось раздражающим бездействием. Я двигалась, и у меня была ясная определенная цель. Миа получила хорошую фору, наверное, машина у нее тут тоже есть, но с ней ребенок, и настроение у Холли не лучшее.
Идя на звук обиженного детского рева, я миновала припаркованные машины — слившиеся в серые пятна и ушедшие назад с фоном из падающего снега. Только кое-где вспыхивали, прерывая плавный ход темноты, лужицы света от фонарей. Я догоняла быстро, преследуя слабую дичь.
Плач Холли почти стих, когда неуклюже бегущий силуэт Миа скрылся за мусорным ящиком рядом с грузовым подъездом. Через шесть секунд я оказалась там же и затормозила перед входом на огороженную стеной парковку, не желая получить по черепу. Оглядела открытую площадку, увидела Миа, стоящую спиной к запертой на висячий замок двери, увидела вцепившуюся в нее Холли. В слабом свете фонаря лицо баньши казалось испуганно-решительным. Я постаралась перевести дыхание. Выхода отсюда не было. Айви поймает Римуса, а я возьму Миа. Дело сделано.
И помоги мне бог, если это будет не так просто.
Пульс у меня стал медленнее, я подняла руку ладонью вверх.
— Миа, ну подумай сама.
Женщина так прижала к себе девочку, что ребенок заплакал.
— Ты ее убьешь, — сказала баньши гневно и яростно. — Тебе с уходом за ней не справиться. Если ты ее у меня заберешь, убьешь ее так же верно, как если бы бросила в колодец. Как котенка топят.
— Все будет хорошо, никто девочку не обидит. — Я шагнула вперед. Меня окружали высокие стены грузового подъезда. Без ветра стало теплее, и медленно и мирно падал между нами снег. — В социальной службе о ней позаботятся по всем правилам. Нельзя же растить ребенка на улице, а если ты побежишь, ничего другого тебе не останется. Я видела твой дом, Миа, и так жить нельзя. И нельзя заставлять Холли так жить. Дай мне ребенка, и мы вернемся. И все будет хорошо. Кончим все это дело миром.
Как бы она беспомощно ни выглядела, но силой мне в одиночку баньши не привести. Однако если ее ребенок будет у меня, она больше не побежит.
Я пододвигалась вперед, продолжая говорить, и сейчас нас разделяло несколько футов.
— Что ты знаешь о мире? — зло спросила Миа, встряхивая Холли в тщетных попытках успокоить. — Ты только и делаешь, что бежишь, вся твоя жизнь — бег, бег и бег. И остановиться ты не можешь, потому что остановка тебя убьет.
Я замерла на месте от удивления:
— Ты же ничего обо мне не знаешь.
Она вздернула подбородок, перехватила Холли так, чтобы обе они смотрели на меня. Наконец девочка перестала плакать, глядя на меня пристально.
— Я все про тебя знаю, — ответила Миа. — Я вижу тебя насквозь, из тебя просто льется. Ты не позволяешь себе никого любить — как та вампирша. Но Айви просто боится, а ты и вправду не умеешь любить. Никогда не будет счастливого конца у твоих историй, никогда. Как бы ты ни стремилась к нему, никогда его не будет, и всякого, кого ты любишь, ты в конце концов убьешь. Ты и сейчас одна, ты просто этого не понимаешь.
Я стиснула зубы, сжала руки в кулаки.
— Миа, не выйдет. — Я решила, что она хочет меня расстроить, и это сделает ее сильнее. — Поставь ребенка на землю и возьми руки за голову. Я тебе обещаю, что Холли никто не обидит.
Черт побери, ну почему я свой пейнтбольный пистолет не взяла?
— Хочешь взять моего ребенка? — спросила она издевательски. — Ладно. Возьми.
Она протянула мне Холли, и я, подумав, что до нее стало доходить, протянула руки. Холли счастливо залепетала. Я ощутила незнакомую тяжесть совершенно непонятного для меня существа. Миа шагнула назад, что-то ярко блеснуло у нее в глазах при взгляде на пустую стоянку у меня за спиной. Приближалась какая-то машина, и ее фары ярко осветили наш тупик.
— Спасибо, Миа, — сказала я, подняв ладонь — перехватить ручку Холли, пока мне не попало по лицу. — Я сделаю все, что смогу, чтобы Холли осталась с тобой.
Холодные липкие пальчики Холли легли мне в ладонь, я рефлекторно охватила их пальцами.
Ниоткуда навалилась боль, сердце забилось лихорадочно, я ахнула, не в силах крикнуть. Все тело обожгло огнем, а потом вернулся голос.
Резкий гортанный звук разорвал ледяную ночь, я рухнула на колени. Кожа горела, и горела вместе с ней душа, выгорая из груди наружу.
Я не могла вдохнуть — так это было больно. Где-то слышались крики, но кричали очень далеко. Пульс обдавал волнами огня, и каждый его удар полыхал пламенем из всех пор. С меня сдирали ее — мою ауру, — обдирали прочь, и мой страх только ускорял это расставание.
Холли счастливо лепетала и гулькала, а я уже не могла больше думать. Она меня убивала. Миа дала Холли меня убить, и я ничего не могла сделать!
Я сумела кое-как вздохнуть, а потом, так же внезапно, как и возникла, боль исчезла. Какая-то черная ледяная волна хлынула через меня в ритме угасающего пульса. Холли заворковала, и я почувствовала, что ее снимают с моих рук. От перемены веса я покачнулась и медленно свалилась на мостовую, но все так же текла через меня черная волна — я чувствовала внутри себя пугающее ничто, и оно росло. И я не могла его остановить. Не могла уже даже думать.
Миа поддержала меня, уложив, и я была благодарна за эту мелочь, уставилась на ее модные сапоги — бог мой, они должны стоить дороже моей квартплаты за три месяца. Я чувствовала, как холодит ночной воздух мою незащищенную душу. Наконец Холли ободрала меня до конца, и поток черноты превратился в капельки, иссяк, оставив лишь исчезающее пустое тепло.
Я пыталась дышать, но воздуха не хватало. Снег обжигал голую кожу, и я захныкала.
— Я не дам им забрать Холли, — сказала Миа, стоя надо мной. — Вы грязные животные, вы бы ее убили, пусть даже не желая. Она мне слишком дорого обошлась. Она моя.
У меня дернулись пальцы, перекатив серый камешек между холодной кожей и мостовой. Миа шагнула прочь и скрылась с глаз, шаги ее быстро стихли. Я услышала, как стукнула дверца автомобиля, потом зашумела отъезжающая машина. И остался только падающий снег, и каждая мохнатая снежинка тихо хлопала, опускаясь мне на ресницы и на щеки.
Я не могла закрыть глаз, но это было все равно. Пальцы перестали шевелиться, и на меня навалилась тяжелая чернота.
