— Вообще-то да. Вот почему я и взяла вас к себе в пациенты. — Поколебавшись, она добавила: — Мне очень жаль, миз Морган, но вас не допустили в отделение для колдунов из-за демонских меток. Ничего лучше меня вы не получите.
Я уставилась на нее. Не поняла? Меня не будут лечить из-за моих демонских меток? Какое им дело до моих шрамов? Я же не черная колдунья?
— Но вы меня лечить будете? — спросила я мрачно.
— Я давала клятву защищать жизнь. Та же вера, что заставляет меня с сочувствием относиться к матери-баньши, вынуждает согласиться вас лечить. Судя о чьем-либо поведении, я пытаюсь не просто рассматривать голые факты, а понять причину выбора.
Я сидела, пытаясь понять, что это: мудрая мысль или бегство от решения. Доктор Мейп встала, я проводила ее взглядом.
— Капитана Эддена я знаю с тех пор, как погибла его жена, — сказала она. — Он мне рассказал, откуда у вас метки демона. Я видела, что осталось от вашей ауры. Сейчас я видела ваших друзей. Добиться преданности пикси — это дорогого стоит.
Она встала и пошла к выходу, я нахмурилась. Но тут она обернулась:
— Как вы думаете, почему вас доставили в полусознательном состоянии, а мистер Гленн трое суток не приходил в себя?
— Не знаю.
Я и правда не думала, что это из-за меток демона. Если бы так, то черные колдуны были бы для баньши неуязвимы, а я знала, что это не так. Значит, это потому, что я… что я протодемон, но этого я ей говорить не собиралась.
— Вы выздоровели от синдрома Роузвуда? — спросила она. — Мои коллеги думают, что дело в этом.
Это было слишком близко к моим подозрениям, так что я всего лишь пожала плечами.
Она подождала, убедилась, что я больше ничего не хочу сказать, и пошла к выходу.
— А катетер? — спросила я ей вслед, желая хоть как-то приблизиться к нормальному своему состоянию.
— Пришлю сейчас сестру, — сказала она. — Вы у нас останетесь на несколько дней, миз Морган. Надеюсь, вам будет достаточно удобно, чтобы мы через некоторое время еще поговорили.
У меня отвисла челюсть. Дверь с решительным и строгим стуком закрылась.
Значит, вот чего она хочет. Не выпишет меня, пока я не удовлетворю ее любопытство? Ну так и черт с ней. У меня и другие дела есть.
Едва слышный знакомый стрекот крыльев заставил меня поднять глаза на высокий шкаф.
— Дженкс! — Краска бросилась мне в лицо. — Я думала, ты ушел со всеми!
Он порхнул вниз, полетал туда-сюда и сел мне на колено.
— Никогда не видел, как вынимают катетер, — сказал он самодовольно.
— И не увидишь. Пошел вон и приведи сюда сестру!
Но он лишь подался к цветам поближе и стал обрывать засохшие листья.
— Ты тут застряла, пока не заговоришь? — спросил он. — Не против тогда, если мы с Маталиной займем пока твою шкатулку с драгоценностями? Нам нужно иногда куда-то от детей прятаться.
— Фу, Дженкс! — Я не хотела этого знать. — Я отсюда уйду, как только смогу встать, — сказала я, прогоняя мысль о Маталине с задранными ногами среди моих сережек. — Не позже шести.
Я потянулась ради эксперимента. Так или иначе, а я ухожу. Ал ждет меня на урок, и если я не покажусь в лей-линии, он определит, где я. Появление демона в больничной палате улучшит мою репутацию неимоверно. Впрочем, это тоже способ отсюда выбраться.
Дженкс умелыми руками отогнул лепесток ромашки — набрать горсть пыльцы.
— Да? Ты думаешь, выйдешь просто так в эту дверь? Ты нужна доктору Франкенштейн для ее научного эксперимента.
Я улыбнулась, чувствуя, как учащается пульс, как от близкого приключения согревается кровь до самых пальцев ног.
— Выйти в эту дверь — это именно то, что я собираюсь сделать. Я выросла, скитаясь по больницам, и уж смываться из них научилась.
Дженкс только улыбнулся.
Глава тринадцатая
Волосы у меня почти высохли. Раздражающе медленно я попыталась расческой из больничного набора пригладить их путаницу. Шампунь и ополаскиватель я взяла из того же набора, и не очень рвалась знать, во сколько мне обойдутся эти бутылочки размером с палец. Скорее всего по пять баксов штучка. Хуже, чем бар в номере пятизвездочного отеля. Но не просить же Айви съездить домой и привезти мое. Чем меньше шмоток в руках, тем меньше вероятность засветиться при попытке к бегству.
До Поворота можно было выписаться, подписав отказ от госпитализации, и на том успокоиться. Но когда население косила пандемия, законодатели радостно отменили кучу прав пациента. Если не заполнить все документы заранее, то получить отказ от госпитализации — это ждать до второго пришествия и еще пару дней после. Так что если я хочу отсюда выбраться, это надо делать втихаря. Наверняка копы будут за мной гоняться, потому что больница постарается застраховаться от суда, но когда будет оформлен отказ, копы отстанут.
Увы, мой душ трагически превратился из сорокаминутного удовольствия в бесплатной горячей воде в пятиминутную спешку. От бьющих струй у меня закружилась голова, ощущение было такое, будто я ауру смываю вместе с мылом. Но сейчас я сидела сравнительно удобно на жестком диване возле черного ночного окна, одетая в то, что привезла Айви: джинсы и черный свитер — Айви сделала мне комплимент, когда я в первый раз его надела.
Я думала, что горячий душ — это как раз то, что мне надо, но процедура превратилась в лабораторную работу по исследованию вопроса, насколько быстро я могу двигаться. Или, точнее, не могу. Аура была болезненно тонка, и при каждой быстрой перемене положения я готова была потерять равновесие. И еще мерзла. Жутко, почти до боли. Чудно, сказал Гленн. Вот это правильное слово.
Прекратив попытки, я швырнула гребень в урну и подумала, дал ли кто-нибудь себе труд сказать Пирсу, что случилось, и что я жива. Вряд ли.
От окна дуло, и когда я выглянула, отодвинув занавеску, от зрелища красных и белых огней машин на фоне снега мне стало еще холоднее.
Я потянулась за пальто, чтобы его надеть, и обнаружила на правом рукаве новую потертость. Вот черт. Нахмурившись, я влезла в пальто, аккуратно поставила на диван ноги в ботинках и села, охватив руками колени. Улыбающийся жираф стоял напротив меня, и в голову полезли воспоминания — как я сижу вот так и жду, пока отец поправится или умрет, и еще более старые — как жду маму, чтобы забрала меня домой.
Тяжело вздохнув, я опустила подбородок на колени.
Мама и Робби уже приходили ко мне. Мама была потрясена, когда узнала от меня, что это было нападение баньши, а Робби, естественно, рвал и метал. Точные формулировки включали ад и момент его замерзания, но так как он никогда не одобрял моего выбора деятельности, то и не важно, что он там считал правильным и неправильным. Я его люблю, но он жуткая зараза, когда пытается подогнать меня под свои представления о том, какой мне надлежит быть. Он уехал, когда мне было тринадцать, и в его представлении я всегда буду тринадцатилетней.
