— Все умирают, Рэйчел.
Щеки у Кери покраснели.
— Не тогда, когда я могу этому помешать, — отпарировала я. — И не от разбитого сердца. Потому что иначе меня бы на свете уже не было. Прошу тебя. Пусть хотя бы он не умрет один.
Айви затаила дыхание.
— Я тоже пойду, — сказала она вдруг, и я обернулась к ней, потрясенная. Она готова принять проклятие?
— И я, — вызвался Пирс.
Кери поджала губы, увидев наш единый фронт.
— Ладно, — сказала она наконец, и от внезапного облегчения у меня чуть ноги не подкосились. — Хотя я не согласна с вами. Вы только сделаете Дженксу больнее. Пирс, ты знаком с плетением проклятий. Мне нужна будет помощь, чтобы достаточно быстро сплести три. Ты как раз и поможешь.
Выражение лица Пирса было смесью облегчения и сердечной боли.
— Конечно, — ответил он, жестом пригласив Кери с собой внутрь церкви. Но эльфийке его вежливость была без надобности, и она, высоко подняв голову, кошачьими движениями поднялась по лестнице и вошла в дом, громко хлопнув сетчатой дверью.
Айви долго и медленно выдохнула. Пирса тоже оставило напряжение, он коснулся моей руки и улыбнулся.
— Это проклятие, — сказал он, неожиданно наклонился, братски поцеловал меня в щеку и отодвинулся, оставив у меня в мозгу водоворот запаха красного дерева. Уверенным шагом он поднялся по ступеням, закрыв за собой дверь без малейшего звука. Через минуту женская рука захлопнула в кухне окно.
Намек был понятен — вас позовут, когда надо будет.
Я села обратно, дрожа. Айви вздохнула и опустилась на землю напротив. Мы обменялись долгим взглядом, зная обе, что Кери и Пирсу досталась легкая часть работы. А нам придется уговаривать Дженкса, что стоит жить, когда жизнь лишилась смысла. А что делать с фейри — с этим вопросом можно подождать.
Глава двадцать третья
Был уже почти полдень, а я сидела неподвижно возле стола для пикников, опираясь верхней половиной тела на сырое дерево, опустив голову, разглядывая Дженксов пень. Узнай Брук, что атака фейри провалилась, и реши она повторить покушение на меня в то же утро, я бы уже была мертва, но мне было наплевать. Я высматривала в пне признаки жизни и заходить в помещение с риском их пропустить не собиралась. Айви вернулась в церковь узнать, сколько еще ждать, но это было уже минут пять назад.
Весенний ветерок сбил мне на глаза локон, я отвела его в сторону, пристально глядя на пень, а бедро болело от слишком уж частых ударов об пол, и рука болела, раненая фейрийской стрелой, а пальцы воняли жженым янтарем. Фейри в конце стола ходили с места на место, оправляясь от ран и учась передвигаться без крыльев, все еще ожидая решения своей судьбы. Сад почти затих. Ни птиц, ни насекомых. Даже не слышно стрекота крыльев или траурного плача пикси. Жуткая тишина. Я села прямее, спина хрустнула.
— Где они все? — спросила я шепотом, не ожидая ответа.
— Разлетелись, — сказал кто-то из фейри. Я повернулась — Сидереал стоял у края пузыря. — Когда умирают родители, молодые разлетаются. Или погибают, или находят себе пары и тоже, вероятно, погибают. Не возвращается никто.
— Дженкс не умер, — быстро возразила я, чувствуя боль до самого сердца, а он осклабился, показав острые зубы. Подавив дрожь, я отвернулась, глядя на пень. Дети Дженкса хотят улететь? — И зачем улетать? — спросила я. — Сад никуда не уходит.
Сидереал пожал плечами, и злобная ухмылка сменилась гримасой боли, когда натянулась кожа на спине.
— Предотвращает инбридинг. Они же всего лишь животные. Мы парим высоко в небе, ловя траурные песни, как ловят волки голос больного лося. Горюющие пикси покидают сад, а новые не придут до тех пор, пока не исчезнут следы его обитаемости. Вот это наша работа — вытереть доску начисто. А они еще нас называют животными.
Я не сомневалась, что разлетаются они от горя, а не для предотвращения инбридинга, но промолчала.
— Даже боя не бывает, если только другой клан фейри не претендует на ту же территорию. — Сидереал вывернутой рукой потянулся через плечо, поправил на себе одежду, почесал обрубки крыльев. — То, что этот пикси велел своему старшему следить за садом, — необычно. И омерзительно, если подумать.
— Ничего омерзительного! — возмутилась я, оскорбившись. — Дженкс велел Джаксу ухаживать за садом, считая, что мне нужна поддержка пикси.
Но Джакс снова улетел, бросив мечту своего отца, чтобы преследовать свою. Хотя трудно считать его в чем-нибудь виноватым из-за этого.
Сидереал минуту помолчал.
— Твоя магия может сделать тебя вот такой маленькой? — спросил он недоверчиво, оглядывая свою белую одежду, похожую на мантию.
О Дженксе говорить было трудно, но я кивнула:
— Да. Однажды я сделала Дженкса большим.
Фейри издал сухое шипение — я уже начала понимать, что это звук означает недоверие.
— Он бы не мог тогда летать. Вес не поднять.
— У него не было крыльев. — Я посмотрела на крыльцо, снова на пень Дженкса. — При том размере они ему не были нужны.
И вдруг мне стукнула в голову мысль, и я перевела взгляд на Сидереала. Можно было бы сделать их большими, потом опять маленькими — и крылья вернутся.
А дальше? Погладить их по головке и сказать, чтобы хорошо себя вели? Если вернуть им крылья, они вернутся к прежней жизни без всяких гарантий, что меня не зарежут во сне. Уже ведь пытались убить меня этой стрелой, меня и Айви. Нет, даже на секунду не буду делать их большими.
Сидереал осклабился длиннозубой ухмылкой, и лицо у него было злобное. Интересно, не с той же ли мыслью он отвернулся и зашипел?
— Ф-с-с-с! Прав ковен, ты — черная ведьма. Наложить на себя проклятие, чтобы спасти пикси.
— Твой ковен — шайка завистливых болванов. — Я так не считала, но приятно было услышать такие слова из собственных уст. — Что толку, если ты что-то можешь сделать, но не делаешь, когда надо спасать друга? Кому я наврежу, став маленькой, кроме себя самой? Никому я не причиню этим вреда. Только что умерла его жена, и ему нужно, чтобы кто-то был рядом. Как ты можешь их называть животными, если они тоскуют до смерти при гибели друг друга?
Боже мой, Дженкс, ты нам нужен. Не уходи пока за Маталиной. Она хотела, чтобы ты жил.
— От твоей доброты становится больно, ведьма. — Сидереал говорил с горечью в голосе, заведя руку назад, чтобы утишить боль свежих ран. — Сперва нам, когда ты нас спасла от смерти, теперь этому пикси. Ты и вправду демон.
Жар бросился мне в лицо, я рявкнула на него:
— А кто тебя спрашивает?
Но я же не делаю больно Дженксу? Или надо было просто дать ему умереть вместе с Маталиной? И я думаю только о себе? Может быть, пикси любят так глубоко, что жить после смерти любимого — ад?
