– Значит, так. Вот это сама клиника, – он нарисовал сверху листа прямоугольник и написал внутри него: «Клиника», – ею единолично руководит Эдуард Витальевич Шкуров, это и есть наш медик из троицы друзей. Он же придумал некий Центр социально-медицинской помощи неимущим.
Денис нарисовал под первым еще один прямоугольник, соединив их стрелкой, и написал в середине: «Ирэна».
– По документам это некая организация, существующая исключительно на благотворительные частные пожертвования, большая часть этих пожертвований приходится на саму клинику, и с этих денег, вполне легальных, проходящих по всем документам, они не платят никаких налогов. Официально деятельность этого центра заключается в том, что они находят тяжелобольных бомжей, беспризорников, моют, чистят, кормят, оказывают первую медицинскую помощь, обследуют и, если требуется срочная госпитализация (а она требуется всегда), то находят для них места в больницах и направляют на лечение. В общем, сплошное сострадание, милосердие и бескорыстие. Прямо последователи матери Терезы. Поскольку центр этот не государственное учреждение, то пребывание там и лечение исключительно добровольное. На самом деле все ровно наоборот. У центра есть свой автопарк: несколько машин типа «скорой помощи». Эти машины с врачом и двумя охранниками подъезжают средь бела дня к вокзалам, врач с одним из охранников ходят по вокзальной площади, раздают сигареты, мелкие деньги, разговаривают с беспризорниками и присматриваются к ним. Выбрав тех, кто поздоровей на вид, они предлагают детям поехать в центр поесть, помыться, выспаться в постели, объясняя, что они представляют Красный Крест. Беспризорники, которые, как правило, знают все, об этой организации слышали и что там действительно кормят и лечат. Некоторые дети шли с ними сами, добровольно, других они забирали насильно, делали укол и засовывали в машину уже бесчувственными. С бомжами было еще проще, им просто предлагали бутылку, и они сами садились в машину. Всех, кого они собирают, привозили в центр, к Ирэне. Там проводят первичное обследование, и если ребенок или бомж не совсем уж больной, то его переправляли в клинику. В клинике для таких «больных» есть специальные помещения, где их под круглосуточной охраной лечат, откармливают, водят насильно гулять не менее двух часов в день на воздухе, а подлечив, отправляют на операции, где у них изымают органы.
– О господи! – воскликнула Вера Николаевна, прижав руку к сердцу. – Это же фашизм какой-то! У меня в голове не укладывается! Это же врачи, они учатся в институтах и работают, чтобы людей спасать! Как такое вообще возможно!
Олег Николаевич придвинул к ней свой стул и обнял за плечи, стараясь успокоить.
– Ну, во-первых, большая часть медперсонала клиники не знала о нелегальном изъятии органов, даже врачи, которые делали пересадку, не знали, откуда поступают органы. Может, они и догадывались, но свои догадки держали при себе. Работало всего две бригады по изъятию, квалифицированные врачи, одна в самой клинике, а вторая у Ирэны, на случай экстренной необходимости. А вот эти врачи и медсестры были посвящены во все детали, и вот здесь у нас во-вторых, эти получали очень большую зарплату, их сам отбирал Эдуард Витальевич и проверяла служба безопасности. Это совершенно циничные люди, которые относились к оперируемым как к материалу. Но это отдельный и малоприятный разговор.
– И что, вот так просто пропадали люди и их никто не искал? – спросила Вика.
– Нет, – ответил Денис. – После того как бомжа или беспризорника отправляли в клинику, Ирэна писала в официальных бумагах, что такой-то добровольно покинул центр. Попросту говоря: ушел. На учете эти люди, как правило, не состоят, родные и близкие их давно не ищут. Но в клинике бывали случаи, когда требовался донор для конкретного клиента, так сказать, «под заказ». Вот для такого клиента и понадобился ваш Степан. Кстати, за него заплатили четыреста тысяч баксов, один известный олигарх. Его сыну срочно понадобилась операция. На такой случай у Ирэны тоже была отлаженная схема.
Денис нарисовал на листке, ниже второго, еще два прямоугольника, один под другим. В одном, который был выше, написал «Больницы», а во втором «Поликлиники» и провел от них стрелки, соединяя с прямоугольником «Ирэна».
– Эта схема работала только с детьми. Потому что во взрослых поликлиниках это не работает. Туда обращаются только пенсионеры и тяжелобольные люди, хроники, которые в доноры не годятся. Молодые и здоровые люди сейчас в поликлиники обращаются крайне редко. Другое дело – детские. Мы установили трех участковых врачей в двух детских поликлиниках, которые обслуживали Ирэну Альбертовну. Схема в общем-то проста, Вика ее уже проходила. Всем трем врачам Ирэна сообщает, что нужен ребенок с определенными параметрами: возраст, группа крови и кое-какие первичные анализы. Врач на приеме находит подходящего ребенка, говорит матери, что есть подозрение на болезнь, подменяет результаты анализов и отправляет сделать в платную лабораторию сложные дорогие анализы, необходимые Ирэне, чтобы определить, подойдет этот донор или нет, кстати, всегда за счет самих же родителей. Анализы эти делают дней за десять, пока родители ждут результатов, служба безопасности выясняет все про семью ребенка. Если подтвердилось, что семья самая обыкновенная, малоимущая и без солидных связей, ребенка с матерью отправляют в больницу к Владлену Андреевичу, а через день-два перевозят в клинику.
– Неужели матери не видели, куда их привезли, и не понимали, что происходит? – спросил Олег Николаевич.
– Нет. Они даже приблизительно не знали, где находились. Их везут в машине с закрытыми шторами, ребенок в это время находится под действием укола, и мама не отходит от него, считая, что ему совсем плохо. Территория клиники охраняется, выйти за забор невозможно, пользоваться телефонами запрещено, их просто отбирали вместе с вещами, родственникам приходить и навещать маму с ребенком не разрешается, единственная связь с миром – телефон-автомат в самой клинике. Мамы соглашались на все условия, когда видели, в какую дорогую и богатую больницу попали, да еще и бесплатно ее ребенка вылечат! Это только Вика у нас такая сообразительная. А если бы она не сбежала с ребенком, то на следующий день их бы увезли в клинику, прооперировали Степана, и ни один врач потом не смог бы опровергнуть того, что удаленная почка была больной! Я прав, Егор? – спросил он.
– Да! – подтвердил Егор и снова закурил. – Когда удаляют одну почку, то весь организм болезненно перестраивается, приспосабливается к новым, тяжелым условиям. Во время реабилитационного периода организм настраивается на новый режим работы, и, естественно, показатели анализов будут плохими. Но если провести углубленные исследования, то можно обнаружить, что почка была здоровой. Но кто стал бы проводить такие анализы, тем более когда почка уже удалена?
– Я бы стала! – зло возразила Вика.
– И что бы это доказало? – спросил Денис и сам ответил: – Ничего! Клиника с прекрасной репутацией, такие операции они проводили по программе «Три бесплатные операции в месяц детям из малоимущих семей»! Между прочим, на этом они тоже экономили, пользуясь льготным налогообложением! Механизм отработан и сбоев не давал, пока они не столкнулись с Викой. Таких детей брали только на донорство почек, ни печень, ни легкие у них нельзя было изымать, в данном случае смертельные исходы и осложнения им были ни к чему.
