Цепляясь руками за кирпичные углы, матерясь потихоньку, неприлично отклячивая попу, с третьей попытки она таки это сделала — вползла наверх и улеглась животом на верхнее ребро калитки.
Станислава Романовна как-то не потрудилась подумать о том, что хозяев, вполне вероятно, попросту нет в доме — уехали или ушли куда-то, и тогда ей придется выбираться назад таким же образом, что со стороны выглядело как попытка проникновения в чужую частную собственность с криминальными намерениями. Но даже если б и подумала, то ее мало что могло сейчас остановить.
Она подтянулась повыше, перекинула одну за другой ноги через калитку, повисла на руках и свалилась кулем вниз, пребольно плюхнувшись на пятую точку.
Фигня! Главное, она здесь!
Нет, никуда эти хозяева не уехали. Вон машина стоит у ворот, не самый новый джип «ровер», почему-то не загнанный в гараж — значит, дома! Протопав, как слон, по ступенькам веранды, Стаська заколотила в дверь и заорала:
— Эй! Откройте! Есть кто дома?! Пожалуйста, это очень срочно!
Тут она подумала, что все бесполезно! В доме стояла тишина, и никто не собирался ей открывать, хотя бы для того, чтоб навалять по шеям непрошеной нахалке.
И испугалась!
Осознав, что пока она тут по заборам лазает и орет как оглашенная, Василий Федорович лежит беспомощный и «скорая» действительно сюда не поедет, а если и поедет, когда она доберется в поселок-то!
Вдруг дверь распахнулась!
«Хороший мужик» и вполне вероятно, что «хороший доктор», действительно спал. Если, конечно, открывший дверь здоровенный дядька, взлохмаченный, с помятым от подушки лицом, с голым торсом, в явно наспех натянутых и не до конца застегнутых джинсах и был искомый ею с таким упорством сосед.
— Вы доктор?! — не сбавляя громкости, допытывалась Стаська.
Он ошалело, непонимающе посмотрел на нее — орала Стаська будь здоров!
— Доктор, — подтвердил мужик, решив, по всей видимости, что лучше согласиться с неадекватной барышней.
— Скорее, пожалуйста!!! — продолжала кричать Стаська, просительно прижав к груди судорожно сцепленные в замок руки. — Там Василий Федорович умирает! Сердце!
Взгляд мужика приобрел осмысленность, а с ней и суровость.
— Зайдите! — распорядился он и куда-то исчез.
Стаська шагнула через порог, но дверь закрывать не стала, так и стояла на старте, готовая бежать. От адреналина, бурлившего в крови и колотящего сердце, а может, от холода ее била крупная неконтролируемая дрожь. Как провинившаяся школьница, она переминалась с ноги на ногу и смотрела вниз на отпадавшие с сапог пласты снега, превращающиеся в маленькие озерки на полу.
— Идемте! — Откуда-то сбоку вышел дядька.
Полностью одетый, в куртке, застегнутой до горла, и с медицинским ящиком в руке.
— Далеко? Может, быстрее доехать? Голос у него… класс!
Такой очень мужской, командирский, низкий с хрипотцой. Таким голосом скажет что мужчина — и ты знаешь: теперь все в полном порядке будет — помощь пришла, подкрепление успело, враги разбиты, крепость наша. А ты отдыхай, браток, ты молодец — со своей задачей справился, отойди в сторонку, сейчас большие все решат, сделают, спасут!
В данном, конкретном случае не браток — сестричка.
И Стаська поняла, что она действительно молодец, потому что если кто и может спасти, так только этот здоровый и угрюмый мужик!
— Нет, здесь близко! — сообразила она, какого ответа он от нее ждет.
— Вы как на участок-то попали?
Стаське показалось, что он усмехнулся, какой-то намек в его тоне сквозил.
— Перелезла через калитку, — оповестила она о спортивных достижениях. — Стучала и кричала, но никто не открывал, ну вот я…
— Понятно, — кивнул мужик, как о чем-то заурядном. — А почему раздеты?
— В дубленке неудобно лезть.
— Боевая вы, однако, девушка.
И непонятно — не то похвалил, не то попенял, укоряя.
— Не очень, — буркнула Стаська, подбирая сиротливо брошенную дубленочку, когда они вышли с участка. — Я вообще-то не часто по калиткам шарюсь, но Василий Федорович…
И они побежали.
Цыган и бровью своей собачьей не повел на появление чужого человека в доме, понимал, что хозяина спасать пришли, а может, и знал мужика этого, который доктор.
— Ну и что вы, Василий Федорович барышень пугать взялись? — спросил доктор, опускаясь на колени рядом с больным.
Совсем другим, ничуть не командирским голосом — успокаивающим и обнадеживающим, как бы: «Ничего страшного, все в порядке!»
Вот такие метаморфозы!
Стаська стояла рядом и не могла отвести глаз от его больших, покрасневших рук, быстро и очень умело обследовавших больного.
Странное с ней что-то творилось, никак последствия стресса.
— Ну что, Василий Федорович, сейчас вас в больницу отвезем, — вынес вердикт «хороший доктор». — Кому зверя вашего на время пристроить?
Цыган повел умной лобастой башкой, поняв, что речь о нем, и заранее смиряясь: ничего, лишь бы хозяин перестал пугать и встал на ноги.
— Зинаиде Ивановне… Стасенька знает…
— Я знаю! — встрепенулась она в боевой готовности. — Я отведу!
— Отведете, — притормозил ей порыв командир, поднимаясь с колен, — только не прямо сейчас. Василий Федорович, вы с Цыганом договоритесь, объясните ему ситуацию, а девушка мне покажет, где можно руки помыть.
— Инфаркт, — сказал доктор, когда Стася провела его в ванную, — и очень плохой инфаркт. Надо кардиограмму сделать, тогда и посмотрим, насколько тяжелы дела. — И неожиданно спросил: — Как вас зовут?
— Станислава, — ответила она, мысленно вмиг принимая оборонительную стойку.
И совершенно зря, как оказалось. Никаких привычных замечаний, неизменно следовавших за произнесением ее имени: «какое редкое, необычное, странное, не женское, мужское…» (нужное подчеркнуть) — ничего такого не воспоследовало.
Он просто отдал распоряжения:
— Вот что, Станислава, Василия Федоровича надо срочно госпитализировать. Вы сейчас отведете Цыгана и, если там есть мужчина, тащите его сюда. Хорошо, что он как упал, так и не двигался. Его вообще нельзя двигать, но придется.
— Я подгоню машину! — выдвинула предложение Стася.
— Это та, что через два дома стоит? Серебристый «форд»?
— Да.
— Нет. Поедем на моей, так надежней будет. Здесь подъем, вы можете с первого раза не въехать на горку или забуксуете по гололеду, а лишняя тряска может его убить.
Стася кивнула, ужаснувшись нарисованной перспективе и не подумав перечить, забыв побеспокоиться о своей бросаемой на произвол судьбы и всяких злодеев машинке.
