— Я подумаю насчет «извини», — холодно пообещала Сашка. — Но почему ты оказался там, на дороге, ночью?
— Поехал проверить своих ребят, которые следили за нашим замом. Мы тогда о Лиле ничего не знали и проследили его до ее дома. Он лично приехал к ней, выказал уважение. Когда ты прибыла, он уже был там. Ну, я за тобой и поехал, а ребята остались. Повезло тебе.
— Зато тебе не повезло. Я так понимаю, что это была не столько проверка подчиненных, сколько отдохновение от кабинета?
— М-да, — взгрустнул Иван.
— А кто этот Юрий Николаевич?
— Правая рука и помощник нашего фигуранта. Как оказалось, помощник во всех делах.
— Ну что, Александра, мы ответили на все ваши вопросы? — закруглил беседу Бур.
— Почти. Остались еще. Мне теперь всю оставшуюся жизнь прятаться? Ведь если этот наркобарон знает обо мне, ему тоже захочется личного знакомства?
— Прятаться не придется. Он не поведал ни о Митрохине, ни о вас никому. Сдать идею, бумаги и химика — это заранее нарисовать себе смертный приговор. Кому нужен посредник, когда можно обойтись без него?
— Почему Иван опекал меня, бегал со мной? Если речь идет о наркотиках, то это совсем не по вашему ведомству.
— Сначала мы не знали, имеет ли попытка твоего покушения отношение к нашему делу. Я помог, решив потом передать тебя под опеку милиции. Но, когда выяснилось, что ты нужна непосредственно нашему фигуранту, возникло несколько версий такого интереса. Основных версий было две: либо без твоего ведома, либо с твоего ведома какие-то суммы были оформлены и выведены из странны на твое имя и твои документы, либо это связанно с твоей профессией химика. Было еще несколько версий запасных. Мы сразу привлекли к работе коллег из наркоотдела, как только узнали, что ты химик. Они и проделали основную работу по Митрохину, нашли лабораторию. Ну, а я был рядом, тянул время, чтобы наши успели разобраться и тебя обезопасить. Мы же не просто так бегали, за нами все время шли наши ребята.
— У вашего заведения ко мне нет вопросов, планов, интересов, претензий?
— Нет, Александра Владимировна. Вам только надо будет подписать показания.
— А что будет с Лилей?
— Это уже третий вопрос. Ваша подруга будет продолжать свою интересную жизнь. Нет состава преступления, доказать, что она намеренно вас сдала, взяв деньги, возможно, но маловероятно. Ну, и последнее. — Он нажал кнопку на селекторе и приказал: — Введите.
Кабинетная дверь неслышно отворилась, пропуская мужчину. Лет за пятьдесят, лысого, а что не облысело, было сострижено под ноль, сухонького, подтянутого.
— Знакомьтесь, это Михаил Львович Куреев.
— И-издрасте! — не удержалась Сашка.
Вообще-то она устала. И рука болела все сильнее и сильнее, заканчивалось действие обезболивающих. И хотела домой. И все это ей уже надоело, и глубоко пофиг был этот Михаил Львович со всеми своими злодейскими планами обогащения.
— Проходите, Куреев, присаживайтесь! — вроде как пригласил, приказал на самом деле Бур, указав на ряд стульев, стоящих у стены. — Имеете возможность пообщаться с Александрой Владимировной, так вас интересующей.
Санька ни с кем уже общаться не хотела и, оценив настырного «поклонника», мечтала поскорее отсюда убраться.
— Скажите, — проявил любопытство «поклонник», — записи, дневники академика Кохнера у вас?
— Нет никаких дневников. И никогда не было, вас обманули, — устало ответила она.
— Я сам видел формулы, данные! Есть экспертные оценки!
— Это удачно состряпанная липа. Оська это умел. Решил, видимо, на старости лет пристроиться по специальности.
— Это невозможно! Он был умен, хитер и не стал бы играть с такими людьми!
— Да? И где он сейчас? — напомнила Сашка. — Насколько я понимаю, и с вами оказалось опасно играть и сотрудничать. Думаю, говорить нам больше не о чем. Вам вон товарищи объяснят. А я устала, знаете ли, бегала много последние дни, да по лицу наподдавали вашими стараниями, подстрелили вот.
Лев Петрович встал из-за стола, подошел к Сашке, взяв за ручку. Пожал.
— До свидания, Александра.
— До свидания, Лев Петрович.
Светский раут, обхохочешься!
Иван подхватил ее под руку и повел, повел куда-то — коридорами, лестницами, дверьми. И усадил на переднее пассажирское место своего джипа.
— Иван, — устало спросила Сашка, — а моя машина жива вообще? Ты в курсе?
— Жива, стоит у тебя перед подъездом, ребята перегнали.
— Как? А ключи, документы? — шебутнула Сашка и сообразила: — Ах да!
— Вот именно!
Она отвернулась от него, смотрела в окно на летящие мимо улицы, теряющие четкость очертаний в снисходящих сумерках.
А сколько вообще времени? И какой сегодня день?
— Устала? — заботливо поинтересовался Иван. — Рука болит?
Она не ответила и голову не повернула. «Романтические» бега по пересеченной московской и прилегающей к ней местности закончились — чего уж теперь.
— Саш, а ведь ты что-то у Бура недоговорила. Что?
Бура она, может, и могла обмануть — он ее не знал, не чувствовал так, как Иван, не мог уловить нюансов ее поведения. А он мог.
— Ты сразу поняла, что нужна как химик? Об этом молчала, когда я просил рассказать?
Саша не повернулась к нему, не отрываясь от созерцания летящего за окном городского пейзажа, вздохнула.
— Да. Я проанализировала все варианты и решила, что этот самый вероятный.
— Ну и что? Я подозревал это с самого начала, ну, промолчала, ну, не доверяла мне, чтобы поделиться сомнениями? Ну и что? Это единственное, о чем ты умолчала?
Сашка не снизошла до ответа.
— Что, дневники, записи существуют? — продолжил допрос Иван, заводясь понемногу. — Или существовали?
Снизошла. Но молча, покачала головой.
— Тогда что? Кохнер все-таки синтезировал этот гребаный наркотик?! — разозлился Иван уже всерьез и повысил голос.
Вот что сидит тут, дуется, молчит?! Ему от нее тоже досталось по самое «не хочу»! Вытерпеть ее язвительность, уничижительные тона — еще то удовольствие! Молчит она, видите ли!
— Нет, — устало и без интереса к разговору ответила она, — его синтезировала я.
— Что-о?!
Завизжав тормозами, гуровский джип вильнул к тротуару и встал, вызвав истерические сигналы возмущенных водителей машин, едущих сзади.
— И что ты так возбудился удивлением? — ожила Сашка, придя в бойцовское состояние.
— Ты хоть понимаешь, что это значит?! — громыхал Иван возмущением.
— И что? — поинтересовалась она холодно.
