Единственное, о чем она умолила Николая Васильевича, — никакой съемки! Ни камер, ни фото, даже личных.
— Как это? — возмутился он.
— Ну пожалуйста-а-а! — чуть не плакала она. — Никакой, пардоньте-с, прессы! Не хочу!
— С ума сошла! — ругался Забарин. — А пиар любимого журнала?! Это же общественное мероприятие, мы же похвалиться обязаны!
— Ну, Никола-а-ай Василия… — канючила Лена.
— Дрейфишь? — понял он.
Не то слово! Лена пребывала в уверенности, что никто не придет, кроме коллег и родных-близких, и позориться не хотела.
— Ладно уж, — смилостивился Николай Васильевич, — пару фотографий для внутреннего пользования, а презентацию повторим по полной программе, когда книга пойдет в продажу по регионам. Тогда уж не отвертишься!
А через пять дней после презентации Забарин вызвал ее к себе.
— Не знаю, нужно ли это тебе сейчас, — с сомнением начал он, — но позвонил твой Арбенин недоступный. Сказал, что прочитал книгу, приятно поражен столь глубоким анализом, изложением фактов и уважением к их профессии. Именно так и сказал, ничего более. Выказал готовность побеседовать с тобой.
— Да вы что?! — обалдела Ленка.
— А что ты так возрадовалась? — остудил Забарин. — Серия статей давно закончена, книга вышла. За каким чертом тебе сейчас это интервью?
— Я что-нибудь придумаю! — бурлила на подъеме Елена Алексеевна.
— Ну-ну… — выказал сомнения Забарин. — Он предложил встретиться в кафе, сейчас…
Николай Васильевич порылся в своих записях на столе, нашел, назвал кафе.
— Знаю, — кивнула Лена, готовая стартануть на встречу.
— Пойдешь?
— Обязательно!
— Ну, как знаешь. Подойдешь к администратору, он тебе столик укажет. В двенадцать дня. В воскресенье.
Трепетно ожидаемое воскресенье настало, и она подъехала к нужному кафе в центре, высматривая место для парковки.
Легко и просто! Воскресенье, двенадцать, считай, утра — да пожалуйста, хоть упаркуйся!
Звеня от предвкушения, улыбаясь жизнерадостно, Елена Алексеевна сдала плащик в гардероб и подошла к метрдотелю:
— Я Невельская.
— Вас ожидают, — приветливо улыбнулся он, — я провожу. Прошу сюда.
Они прошли через большой зал, почти пустой в это время, лишь несколько человек за столиками. Метрдотель впереди, указывая дорогу, она сзади, по-девчоночьи волнуясь, понимая, что никак не может перестать улыбаться. Несколько колонн в римском стиле, с легкими шторками между ними, отделяли большой зал от более камерной части помещения, где возле окон располагались три столика.
— Прошу, — остановился провожающий у прохода в эту часть зала, пропуская ее вперед.
Лена кивнула, благодаря, прошла вперед… и улыбаться перестала.
Все перестала — звенеть, дребезжать нетерпением, радоваться. Остановилась.
«Встань передо мной, как лист перед травой!» Вот так она и встала!
Из-за среднего столика медленно поднялся ее давешний, не состоявшийся в дружеском знакомстве Денис, хороший, как помнится, сын друзей Зои Львовны.
— Черт! — невольно вырвалось у нее.
Метрдотель улыбнулся еще шире, кивнул довольно и удалился.
— Вот именно, — отозвался ее визави, разделяя оценку ситуации.
Так! Отступать некуда, сзади, как водится, Москва и горячее продолжительное желание Елены Алексеевны взять интервью у данного господина. На негнущихся ногах еще не побежденная Лена проследовала к столику. Мужчина помог ей сесть, галантно пододвинув стул, и вернулся на свое место напротив.
— Вы Денис Арбенин, — озвучила очевидное она.
— М-да, — невесело признался он и двинул свое утверждение: — А вы Елена Невельская.
— Думаю, утверждать, что нам обоюдно очень приятно познакомиться, мы не будем? — предположила Лена.
— Ну почему? — не согласился Денис Васильевич. — Мне приятно познакомиться с автором такой книги.
А Лена вдруг поняла, что ситуация скорее комичная, чем трагичная, и рассмеялась, вот на раз-два и непонятно почему! И задорно призналась:
— Я так долго мечтала взять у вас интервью, поговорить, посмотреть ваши работы! Но, увы, вы слишком недоступны!
— Я не даю интервью, Елена?..
— Алексеевна, — подсказала она и спросила: — А почему?
— По нескольким причинам…
К ним подошел официант. Проигнорировав меню, они заказали воду, кофе и вернулись к беседе.
— Странно, — призадумалась Лена, — как так получилось, что мы до сих пор не познакомились. Мы же посещали одни выставки, общались с одним, довольно узким кругом людей, и нас не представили. Ну, предположим, не сложилось, и вашего фото нигде нет, но моя фотография есть в Интернете, и не только на сайте журнала, вы могли бы меня узнать.
— Я не сильно интересуюсь людьми, — слегка пожав плечами, признался Денис. — Мне интересна ваша работа, а смотреть фото, извините, нет.
— Но я могла вчера хотя бы предположить, что вы Арбенин! Не так много в Москве Денисов Васильевичей!
— Я думаю, мы не будем обсуждать вчерашнюю нашу встречу! — с нажимом произнес он.
— Денис Васильевич, — улыбаясь, предложила Лена, — а давайте обсудим! Посмеемся, пожмем друг другу руку и забудем о неловком происшествии! Чтобы это не мешало нам с удовольствием и искренне говорить о деле!
— Да все это ерунда, Елена Алексеевна, и нечего тут обсуждать! — недовольно и явно с предупреждением возразил Арбенин.
Она уж собралась возразить, скорее из вредности, спровоцированная этой его отстраненностью холодной, но более чем вовремя подошел официант, принес их заказ. Лена откинулась на спинку стула, пока официант расставлял на столе бутылки с водой, стаканы и чашки с кофе, рассматривала Арбенина и думала: «Какой закрытый, мрачный мужик! Как при этом он умудряется делать такие произведения искусства? Парадокс!»
Отпивая воды из стакана, Денис Васильевич перехватил этот Ленин изучающий взгляд, усмехнулся.
— Не нравлюсь я вам, — не спросил, констатировал.
— И не надейтесь! — отвергла оценку Лена. — Нравитесь, и еще как! Ваши работы — это… — Она развела руками, демонстрируя невозможность подобрать слова, чтобы в полной мере описать восхищение. — Это не просто гениально! Это что-то невероятное!
— Лена, почему вы все время воюете? — сбил влет ее пафос, ошарашив вопросом, Арбенин.
Ленка аж задохнулась от неожиданности, как рыба, выброшенная на берег. Выпучила на него глаза, забыв прибрать куда-нибудь руки, так и повисшие в воздухе.
А он, сделав глоток кофе, поставил чашку на блюдце и посмотрел на нее невинно-ожидающим, даже скучающим немного взглядом, словно про погоду в Неаполе спросил.
