— О чем ты думаешь, Беа? Выглядишь ужасно серьезной и одинокой. Почему бы нам не прибавить шагу? Давай догоним наших.
Мать и сестра ушли далеко вперед, щебеча о модах и мужчинах, которых Бригитта находила интересными: она завела немало новых знакомых на здешних вечеринках. Мужчины толковали на две единственные темы, которые принимали близко к сердцу: война и банковское дело. До войны Ульм четыре года проработал в банке и собирался снова заняться семейным бизнесом, когда в Европе воцарится мир. Отец твердил, что и Хорсту пора бросить карты, остепениться и начать работать в банке. Хорст клятвенно пообещал, что, как только война закончится, он выполнит все отцовские требования. Кроме того, Якоб несколько раз намекал, что Ульму пора жениться. Главное, чего он ожидал от детей как членов своей семьи, так это безусловного повиновения. Жена в этом отношении ни разу его не разочаровала. Впрочем, и дети тоже, если не считать Хорста, который ловко уклонялся от службы в банке, пока не пришло время идти в армию. О женитьбе он даже не думал. Собственно говоря, из всех детей Якоба одна лишь Бригитта мечтала поскорее выскочить замуж. Беата еще не встретила мужчину, который покорил бы ее сердце. Беда в том, что многих молодых людей своего круга она находила красивыми, но глупыми, а те, что постарше, немного ее пугали и нередко казались чересчур мрачными. Она не спешила обзавестись женихом и не скрывала от матери и сестры своей надежды на то, что ее муж будет ученым, а вовсе не банкиром. Но высказать это отцу Беата, разумеется, не могла. Бригитта же утверждала, что подобные мечты — скука смертная. Тот друг Хорста, отпрыск богатой семьи банкира, на которого она обратила внимание, был столь же легкомысленным, как и она сама. Якоб намеревался не позже сентября поговорить с отцом молодого человека, хотя Бригитта ничего об этом не знала. А Беата редко заговаривала с кем-то на вечеринках, которые исправно посещала вместе с родителями, всегда безупречно одетая в выбранные матерью туалеты. Беата была неизменно учтива с хозяевами и облегченно вздыхала, когда наступало время возвращаться домой, в отличие от Бригитты, которую приходилось уводить силой так как она считала, что уходить еще рано и что ее семейка невыносимо скучна, а родители чрезмерно строги. Хорст всегда соглашался с ней и старался тянуть время.
Беата и Ульм покорно шли за родителями.
— Ты хотя бы повеселилась этим летом? — тихо спросил Ульм у Беаты. Он был единственным, кто серьезно беседовал с ней, допытываясь, о чем она думает. Хорст и Бригитта были слишком заняты собой и развлечениями, чтобы тратить время на умные разговоры с сестрой.
— Да, — кивнула Беата с застенчивой улыбкой. Хотя Хорст и был ее братом, девушку не переставали удивлять его внешность и доброта. Он был человеком мягким, спокойным и как две капли воды походил на отца в молодости — высокий блондин спортивного сложения. Его голубые глаза и светлые волосы часто сбивали с толку незнакомых людей, потому что Хорст совсем не был похож на еврея. Разумеется, в Кельне ни для кого это не было тайной, но принимали Витгенштейнов в самых аристократических кругах. Некоторые члены семейств Гогенлоэ были школьными друзьями отца. Витгенштейны были так уважаемы и известны, что для них гостеприимно распахивались все двери. Но Якоб ясно дал понять детям, что судьбу следует связывать исключительно с единоверцами. Собственно говоря, это даже не было предметом обсуждения, никто из детей и не подумал бы оспаривать мнение отца. Витгенштейнов везде принимали с распростертыми объятиями, но и в их кругу было немало достойных молодых мужчин и женщин. Недостатка в женихах и невестах не было.
Посторонний никогда не посчитал бы Ульма и Беату родственниками. Братья и сестра Беаты удались в отца, такие же высокие и белокурые. Словно по контрасту с ними, Беата походила на мать: миниатюрная, хрупкая, тоненькая брюнетка, с волосами цвета воронова крыла и фарфорово-белой кожей. Единственное, что она унаследовала от отца, — огромные голубые глаза, оттенком темнее, чем у братьев или Бригитты. Глаза матери были темно-карими, но если не считать этого небольшого различия, Беата была ее копией, чем втайне восторгался отец. Он и после двадцати восьми лет брака был по-прежнему влюблен в свою жену, а улыбка Беаты напоминала ему о той семнадцатилетней девочке, на которой он когда-то женился. И это сходство неизменно трогало его. Поэтому отец обожал Беату, и Бригитта часто жаловалась, что он больше любит старшую сестру и позволяет ей все. Правда, желания Беаты были достаточно скромными, а вот планы Бригитты оказывались куда более рискованными. Беата охотно оставалась дома, читала или занималась. Отец единственный раз рассердился на дочь, застав ее за чтением английского перевода Библии.
— Это еще зачем? — строго спросил он, увидев, что читает шестнадцатилетняя Беата. В то время она увлеклась христианским учением и прочла почти весь Ветхий Завет.
— Но это так интересно, папа! Каждая история — просто шедевр, и многое совпадает с нашей верой. Оказывается, у нас много общего с христианами!
Правда, в тайне она предпочитала Новый Завет, но отец посчитал все это не столь уж безобидным и вскоре отобрал у дочери Библию. Он не желал, чтобы она читала подобные книги, и посоветовал Монике получше следить за Беатой. Дело в том, что девушка превратилась в настоящего книжного червя, она проглатывала все, что только смогла достать, включая труды Аристотеля и Платона. Ее увлекли греческие философы, и даже отец был вынужден признать, что, родись Беата мужчиной, она могла бы стать выдающимся ученым. Но сейчас Якоб желал, чтобы Беата поскорее вышла замуж, а Ульм нашел себе невесту. Однако время шло, за Беатой никто не ухаживал, и Якоб уже начинал побаиваться, что она останется старой девой. Ее серьезность и любовь к учебе отнюдь не способствовали успеху в обществе. Он сам собирался кое-что предпринять этой зимой, но война все расстроила. Так много мужчин забрали в армию, так много знакомых молодых людей погибли за последний год. Ненадежность будущего тревожила.
Якоб считал, что Беате нужен не слишком молодой муж, человек зрелый, который мог бы оценить ее интеллект и разделить интересы. Такого же неплохо бы найти и для Бригитты, нуждавшейся в твердой руке. Хотя Якоб любил всех своих детей, старшей дочерью он гордился безмерно. Себя он считал человеком мудрым и сострадательным, к кому можно без колебаний обратиться за помощью. Беата глубоко любила и уважала и своего отца, и свою мать, хотя не могла не признать, что с матерью ей легче и свободнее разговаривать, — она не так подавляет, как отец.
Якоб, не менее серьезный, чем Беата, не одобрял легкомыслия младшей дочери.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты не возвращался на фронт, — грустно взглянула на брата Беата. Остальные успели повернуть назад, и теперь они с Ульмом оказались намного впереди них.
— Мне тоже страшно думать об этом, но, надеюсь, все скоро закончится, — ободряюще улыбнулся Ульм, хотя сам не верил своим словам. Но подобные вещи было принято говорить женщинам, по крайней мере он так всегда считал.
— Я смогу получить очередной отпуск не раньше Рождества, — добавил он. Беата кивнула, хотя до Рождества оставалась еще целая вечность, а ей была непереносима сама мысль о том, какой ужас их ждет, если что-то с Ульмом случится. Она обожала старшего брата, хотя никогда не признавалась в этом. Хорста Беата тоже любила, но он казался ей глупеньким юнцом, любившим дразнить и неизменно смешившим ее. А вот отношения с Ульмом были совсем иными.
