Амадее казалось немного странным снова говорить с ним на французском.
— Мне нравится общаться с тобой на немецком, — объяснила она. — Конечно, сейчас этот язык ненавистен многим, но мне напоминает о детстве. Я так давно на нем не говорила!
Ни разу с тех пор, как попала во Францию.
— Твой французский безупречен, впрочем, как и английский! — восхищенно воскликнул он.
— И твой тоже.
У обоих матери были из Германии. Неудивительно, что немецкий был для них родным наряду с французским для нее и английским для Руперта.
— Мне бы хотелось снова работать с тобой, — признался он.
— Не уверена, что у меня хватит храбрости для такого рода работы. Особенно на том уровне, который по плечу тебе. Нервы не выдерживают. Я все время жду, что гестапо меня арестует и отправит в лагерь.
— Весьма нежелательный вариант, — сухо усмехнулся Руперт. — Я рад, что этого не произошло.
— Я тоже, — кивнула Амадея, призвав на помощь все свое здравомыслие. Конечно, работать с ним интересно, но… — Знаешь, я все хотела сказать тебе, как высоко ценю твое участие в организации детского поезда. Удивительно человечный поступок!
— О, это были чудесные времена. Я рад, что удалось вывезти столько детей. В моем доме до сих пор живут двенадцать человек.
Руперт сказал это таким тоном, будто речь шла о редком растении или новом радиоприемнике. Словно в том, чтобы предложить крышу над головой двенадцати осиротевшим детям, не было ничего особенного. Он добавил также, что собирается их усыновить. Те же, у кого родители каким-то чудом окажутся живы, после войны вернутся на родину. Правда, шансов на это совсем немного, но решение остается за детьми. Они всегда могут рассчитывать на его поддержку, а если кто-то захочет учиться дальше, он оплатит образование. Но сначала им надо еще закончить школу.
Что за необыкновенный, поразительный человек! Должно быть, судьба не зря свела с ним Амадею!
За последние два дня она могла это понять. Даже в условиях нечеловеческого напряжения, в котором они постоянно пребывали, Монтгомери неизменно оставался вежливым, предусмотрительным, заботливым и добрым. А ведь он все время ходил по лезвию бритвы, и если бы его разоблачили, почти наверняка казнили бы.
— Должно быть, двенадцать детишек в доме — это нечто! — засмеялась она.
— Да, бывает очень весело, — с улыбкой согласился он.
И помогает смягчить скорбь о потерянных жене и сыновьях, хотя рана так и не зажила. Но при виде детских лиц на душе становится легче.
— Чудесные ребятишки. Я говорю с ними по-немецки. Восемь мальчиков и четыре девочки, от пяти до пятнадцати лет. Самую младшую принесли к поезду шестимесячной, вместе с сестрой. Два мальчика постарше — близнецы. Некоторые семьи в Англии могли или хотели принять только одного или двух из целого выводка, но мы старались не разлучать братьев и сестер и искали дома, где бы приняли всех сразу. Некоторых приходилось забирать от приемных родителей, правда, таких случаев было совсем немного. Бедняги страшно тосковали по дому. Но не моя малышка, разумеется. Она, конечно, не помнит настоящих родителей. Для нее семья — остальные дети, ну и я тоже. Настоящая маленькая лисичка с ярко-рыжими волосами и веснушками, — оживленно рассказывал Руперт, и Амадея видела в его глазах истинную любовь. Каким же прекрасным отцом был он, наверное, для своих родных мальчиков!
До Мелена добрались, когда уже стемнело. Тетка Жан-Ива приготовила им ужин. Они ничего не сказали ей про Париж, и она не спросила, где они были. Несмотря на возраст и болезни, старушка многое знала о работе агентов.
За ужином все говорили только о делах на ферме и о погоде, а потом Амадея и Руперт долго беседовали в коровнике, пока он собирался в дорогу.
— Как это ни странно звучит, мне было хорошо с тобой, — неожиданно признался он. — Скажи, а ты скучаешь по монастырской жизни?
Очевидно, Руперт так и не понял, почему Амадея решила стать монахиней. Не девушка, а клубок противоречий: практична, невинна, смиренна, храбра, застенчива, умна и при этом никаких претензий. Вряд ли он смог бы это объяснить, но Руперт понимал, что из нее действительно могла бы выйти хорошая монахиня. Однако он по-прежнему считал ее выбор ошибкой.
Монтгомери не мог забыть, какой неотразимой она была в белом вечернем платье, не говоря уже об атласной ночной сорочке. Он всегда запрещал себе вступать в связь с женщинами-агентами. Это шло вразрез с его принципами. Поступать иначе — значит, напрашиваться на неприятности. Кроме того, это все бы усложнило. В конце концов, работа важнее всего. В ней нет места играм. На кону стоят жизни многих людей.
— Очень скучаю, — серьезно кивнула Амадея. — Все время. Когда война кончится, я вернусь в монастырь.
Она говорила с такой уверенностью, что Руперт ей сразу поверил. Похоже, она совершенно искренна в своих чувствах.
— Только прежде оставь мне танец, — пошутил он. — Во имя старой дружбы могла бы научить, как не наступать на ноги дамам.
Около половины двенадцатого они вышли в поле, где их уже ждали остальные. Самолет прилетел в начале первого. Агенты, с которыми Монтгомери прибыл во Францию, еще продолжали свою работу здесь.
Колеса самолета еще не коснулись земли, когда Руперт обернулся и еще раз поблагодарил Амадею.
— Благослови тебя Бог! — крикнула она, перекрывая урчание мотора. — Береги себя.
— И ты тоже, — кивнул Руперт, дотронулся до ее руки, лихо отсалютовал и прыгнул в самолет, едва тот приземлился. Самолет мгновенно поднялся в воздух и исчез в ночном небе. Амадея долго смотрела ему вслед. Ей показалось, что Руперт помахал рукой, но твердой уверенности у нее не было. Все же она махнула в ответ, еще немного подождала, а затем пошла назад, к ферме.
Глава 23
О Серже ничего не было слышно до самого Рождества. Только за две недели до праздника он приехал на ферму. Все это время Амадея, как всегда, встречала самолеты и дважды спасла неудачно приземлившихся парашютистов. Один из них спланировал на дерево и запутался в ветвях. Пришлось лезть наверх и обрезать стропы, после чего Амадея несколько недель его выхаживала. Ее героизм и отвага были известны всему Мелену. Оба спасенных были англичанами, и тот, кого она сняла с дерева, поклялся вернуться сюда после войны и поблагодарить ее по-настоящему. Он называл ее ангелом милосердия, не сомневаясь, что она спасла ему жизнь.
Приближавшееся Рождество с новой остротой напомнило Амадее о Жан-Иве. В прошлом году они встречали праздник вместе, и сейчас она не переставала скорбеть о погибшем. Но в то же время ее желание служить Господу было сильнее, чем прежде. Может, Жан-Ив и появился в ее жизни для того, чтобы она лучше поняла свое истинное предназначение? Многие вещи осознаются со временем…
На этот раз Серж долго колебался, прежде чем изложить суть задания. Оказалось, что полковник Монтгомери лично просил его отправиться к ней. Впрочем, у Амадеи, как всегда, был выбор.
