– Тебя и твоих сестричек?
– Да.
– А Амбер-ширяльщица ему нравится?
Сэнди рассмеялась.
– Не смейся над Амбер. Она славная. Она из Флориды, бедняжка… Тяжело говорить, – вздохнула Эллен. – Была у меня одна барменша, Кэтрин, так у нее была такая походочка… Люди, бывало, приходили в мой бар в ее смену только для того, чтобы поглядеть, как она ходит туда-сюда. Но твой отец не заходил. Ему мой бар никогда не нравился.
– А его бар вам нравится? – спросила Сэнди с улыбкой.
– Послушай, Сэнди. Я тебе так скажу, – ответила Эллен, – не очень. Понимаешь?
– Само собой, – кивнула Сэнди.
– Я, пожалуй, загляну туда.
Она указала на дверь туалета, Сэнди отошла в сторону, чтобы пропустить ее:
– Конечно.
Эллен вернулась к Элу и заказала еще скотча себе и ему. Верзила Деннис еще не ушел, и Джеймс в своем пальто из кусков автомобильной обивки тоже сидел и разговаривал с Амбер-ширяльщицей.
– Не нравится мне это заведение, – сказала Эллен Элу. – Кто придет в такое заведение?
– Мне тоже не в кайф, – сказала Амбер. Она жевала сэндвич, который вынула из сумки-холодильника. В таких обычно носят упаковки пива по шесть бутылок или органы для трансплантации. А пила Амбер что-то вроде коктейля из рома и кока-колы. – Говенное местечко.
– Тут никто никого не любит, – сказала Эллен, а Эл взял ее руку и крепко сжал. Она поцеловала его в шею.
– Он милашка, – отметила Амбер.
– Помнишь, у тебя барменша была? Виктория? – спросил Джеймс у Эллен. – Вот деваха была, я тебе доложу.
– Она работала вечером по средам, – уточнил Эл.
– Она работала вечером по вторникам, малыш, – поправил его Джеймс. – Уж это ты мне поверь.
– Ты прав, – кивнул Эл. – По вторникам, точно.
– Господи, как я скучаю по этой девчонке.
– Она была хорошей барменшей, – сказала Эллен.
– Да, славное, славное было времечко. Мы его называли «Викторианской эпохой», помнишь? Когда Виктория еще работала.
– Точно, Джеймс.
– Возьми эту девчонку снова на работу. Она – это то, что нам всем нужно.
– Не смогу.
– Тогда «Большие люди» это же было просто святое место. Мы пили из рук этой треклятой девчонки.
– Теперь у нее детишки в начальной школе, – сказала Эллен.
– Теперь таких девчонок не выпускают. Вот так вот.
– Таких девчонок выпускают всегда, – возразила Эллен. – Их выпускают, дружок, и одна из таких сейчас стоит за стойкой в моем баре прямо сейчас. Это я тебе говорю, если ты соскучился по шикарным девочкам.
– Кто? – спросил Эл. – Мэдди? Только не Мэдди. Вряд ли.
– А я не все время вот так пью, – неожиданно призналась Амбер-ширяльщица. – Знаете, бывает, по две недели не пью.
Все замолчали и уставились на Амбер.
– Хорошо, птичка, – сказала Эллен. – Это просто замечательно. Хорошая девочка.
– Конечно, – кивнула Амбер. – Нет проблем.
Уолтер, трудившийся за стойкой, снова поменял музыку, и на сцену поднялась очередная танцовщица.
– Ничего себе, – ахнул Эл.
– Понимаю, малыш, – согласился Джеймс. – Уж мне-то можешь не говорить.
Она была блондинкой, но не натуральной, с темными бровями и короткой стрижкой, ровно обрамлявшей круглое личико. На ней были сетчатые чулки с резинками, туфли в стиле сороковых годов с толстыми высокими каблуками и короткий розовый пеньюар с завязками на груди. Она жевала резинку, и как только зазвучала музыка, она посмотрела на Эла и выдула пузырь.
– Господи Иисусе, – прошептал он.
– Эта девчонка просто конфетка, – признался Верзила Деннис.
Она немного потанцевала в пеньюаре, затем сняла его и небрежно положила у ног. Повернулась к залу обнаженной грудью. Соски у нее были красивые и маленькие, будто изюминки на кексе.
– Она хороша, – шепнула Эллен Элу.
– Эллен, – сказал он. – Я бы эту девчонку ложкой ел. Правда.
– Горячая булочка, верно? – не унималась Эллен.
«Булочка» устроила настоящее представление. Она работала всем сразу – и жевательной резинкой, и чулками, и пухлыми изящными руками. И туфлями, и животом, и бедрами. На нее невозможно было не смотреть. Все и смотрели.
– Знаешь, какое у меня чувство? – спросила Эллен у Эла. – У меня такое чувство, будто я гляжу на сладости, понимаешь? В витрине кондитерской.
– Ням-ням, – серьезно проговорил Эл. – Ням-ням.
– На этой девчонке можно сыр плавить.
– Знаешь, бывают такие трубочки с кремом? – спросил Эл. – Они хрустят, и крем из них прямо вылезает.
– Ага.
– Вот она – будто крем из такой трубочки.
Девушка танцевала перед зеркалом и смотрела на себя. Она прижала руки к своим отраженным в зеркале рукам и поцеловала свои отраженные губы.
– В заведениях со стриптизом всегда так, – ухмыльнулся Верзила Деннис. – Вечно у них зеркала перемазанные.
– Знаешь, что она оставила на этом зеркале? – спросил Эл. – Сливочное масло.
– У нее на губах не помада, – подхватила Эллен. – А сладкий крем.
Эл рассмеялся и крепко прижал к себе Эллен, а она обняла его за плечи.
– Тебе стоило бы дать ей денег, – сказала она.
– Ни за что.
– Это будет круто. Я пойду с тобой. Ей понравится. Она подумает, что мы с тобой муж и жена и что наш доктор посоветовал нам прийти сюда, чтобы потом у нас был хороший секс.
– Ага, а она станет гадать, как это я ухитрился уговорить двадцатилетнюю девочку выйти за меня.
Эллен прижалась губами к шее Эла – теплой и соленой. Верзила Деннис подошел к сцене и перегнулся через поручень с таким видом, будто стоит на палубе прогулочного корабля и расслабляется на полную катушку, любуясь обалденными видами. Он стал вытаскивать из кармана долларовые бумажки, зазывно зажимая их указательным и средним пальцами. Девушка каким-то образом ухитрялась, не прерывая танца, брать у него деньги и засовывать за чулочные резинки. Она делала это так, будто это были обрывки бумаги с номером телефона, по которому она непременно позже позвонит. Рядом с Верзилой Деннисом девушка, казалось, стала меньше, превратилась в собственную миниатюрную копию.
– Он там проторчит, пока у него деньги не кончатся, верно? – спросила Эллен.
– Она просто душка, – сказала Амбер-ширяльщица. – Я ее обожаю.
Девушка наклонилась, обхватила руками большую голову Верзилы Денниса и поцеловала его сначала в одну бровь, потом в другую.
