– Все это как-то странно, – как бы про себя сказала Тина.
– Не верите? – Женщина обиженно отодвинулась. – Мне никто не верит. Мужу вон сказали, что меня надо в психушку отдать… А до этого я к кому только не ездила. И порчу снимала, и по монастырям… Все без толку. И вдруг – семь шариков шесть раз в день – и как по волшебству!
– Совпало, наверное, с предыдущим лечением, – пробормотала Тина.
Женщина вдруг встала перед ее кроватью на колени.
– Вот вам крест, что не вру! Скажите мне, кто эта женщина? Помогите ее найти.
– Что вы, встаньте! – Тина опешила. – Женщину эту найти вовсе несложно. Ее зовут Людмила Борисовна. Она гомеопат. Жена нашего Аркадия Петровича. Вы его самого попросите, он, я думаю, вам не откажет, телефон ее даст. Я ее номера не знаю, он мне не нужен. Мы с ней просто учились вместе. И вы будьте спокойны, Люда вас вылечит. Все будет хорошо.
Женщина встала и поцеловала Тину в щеку.
– Удачи вам на операции!
– Спасибо.
Она ушла, и Тина в тишине ночи услышала, как она прошла к себе в палату. Скрипнула кровать. Стука об стену, к которому Тина уже привыкла, больше не было.
«Гомеопатия… Что за наука такая? В институте говорили, что лженаука. А сейчас лекарств этих развелось и фирм… Народ лечится, шарики глотает… Чудеса!»
Она закрыла глаза, как показалось ей, на минутку. А когда открыла, медсестра Раиса уже раздергивала шторы, возле кровати пахли хлоркой мокрые разводы от влажной уборки, и мама возле кухонного шкафчика готовила крепкий чай.
– Боже мой, мама! Ты уже пришла! А я, значит, проспала всю ночь. Как раньше, не просыпаясь. Какое это счастье!
Чей-то мужской голос сказал в коридоре за дверью:
– Человеком движет инстинкт самосохранения. Когда он срабатывает, о смерти не думаешь.
«Кто же это?» – подумала Тина. Голос показался ей знакомым, но узнать его она не смогла. Голос Барашкова прозвучал в ответ незнакомцу:
– Мы, анестезиологи, давно знаем, что важнее всего гомеостаз. Как учил Клод Бернар, поддержка постоянства внутренней среды. Фактически для нас это и есть инстинкт самосохранения. Организм работает, как самый умный компьютер. Сохранять постоянными температуру тела, давление, обмен веществ, уровень гормонов – это и есть постоянство внутренней среды.
– И сохраняет это постоянство программист, который называется вовсе не господом богом, – засмеялся незнакомец, – а господин анестезиолог Аркадий Петрович Барашков.
– Точно так! – засмеялся и Барашков и вошел в палату. Вместе с ним в дверях появился невысокий человечек с вытянутым и каким-то угловатым лицом, остатками курчавых черных волос на затылке и мефистофельским носом. Валентина Сергеевна сразу узнала в нем умницу, провокатора, хулигана, заведующего патологоанатомическим отделением больницы Михаила Борисовича Ризкина.
– Ну здравствуйте, дорогая! Давненько мы с вами не виделись! – Его зеленые в крапинку глаза внимательно смотрели на Валентину Николаевну.
– Раньше я говорила, что чем меньше вас видишь, тем лучше спишь, – пошутила она. – А сейчас могу сказать только, что рада с вами встретиться. Хотя, признаюсь, вы мучили меня в моих кошмарных снах.
– Да если б только вас, Валентина Николаевна. Я же всей больнице в кошмарах снюсь! – Михаил Борисович довольно хохотнул и присел на стул возле кровати. – Ну, что, дорогая, завтра – вперед? Аркадий вон всю больницу уже на уши поставил.
– Завтра. Ну что ж. – Тине вдруг стало очень страшно. Значит, сегодня у нее остался только день. «Можно храбриться сколько угодно, – подумала она, – но вот к тебе входят с приговором и говорят – завтра… Завтра казнь…» – Она закрыла глаза.
– Ну что это? Не вижу я оптимизма. – Риз кин тоже, как и все другие, оценивал перемены в Тининой внешности. «Сдала Валентина Николаевна, сдала. Какое это чертово состояние – болезнь!»
– Какой же оптимизм, если опухоль с достаточной долей вероятности может быть злокачественной… – Тине надоело ходить вокруг да около. Все чего-то не договаривают, замалчивают, убеждают ее, что операция – решение всех проблем… Что она, дурочка? Совсем как в ее снах? «Ты не врач, Тина, ты уже не врач…»
– А чего это вы раньше времени рассуждаете, что там за опухоль? Это не ваша компетенция, а моя, – Ризкин сделал вид, что обиделся. – Вот прооперируем, тогда и будем планы строить, разговоры разговаривать. А до того молчите и терпите. – Он встал и повернулся к Аркадию, молча слушавшему этот разговор. – Все. До завтра. Я пошел. – Очень прямо, не оборачиваясь и не сгибаясь, он вышел из палаты, а место его у постели Тины занял Аркадий.
– Ну, девочка, ты все поняла? Вечером сестры сделают все что надо, подготовят тебя к операции. На ночь уколем снотворное.
Тина молчала. А может, лучше умереть прямо на операционном столе? По крайней мере, под наркозом. Не мучиться и других не мучить…
– Знаешь что, смени-ка это унылое выражение лица! – вдруг строго сказал Барашков. – Вся больница за тебя болеет. Оперировать будут парни из общей хирургии. Заведующий и еще один, помоложе. Ты их обоих знаешь. И только попробуй разнюнься! Что ты думаешь, лишняя смертность на операции кому-нибудь нужна?
– О чем разговор! – Тина попыталась улыбнуться. – Никому не нужна. Я знаю. Наркоз ты будешь давать?
– Да. Я договорился, хотя это тоже не полагается. И их анестезиолог будет присутствовать. Вместе станем работать. Кстати, хирурги совсем не обрадовались этому. Все-таки я же не работаю у них официально. Ты понимаешь?
– Понимаю. – Тина действительно понимала, что все это было организовать нелегко. – Только у меня к тебе одна просьба.
– Какая?
– Зубы мне, когда наркоз будешь давать, не сломай. Договорились?
– Ах ты, мерзавка! – Аркадий засмеялся. – А ты зубы-то вынуть не забудь. Они же у тебя вставные! – Он шутил, но лицо его оставалось напряженным. Озабоченным.
– Как только встану после операции – убью тебя за эти слова! Даже жена не спасет! – со всей серьезностью ответила ему Тина.
Барашков замолчал, не поднимаясь с места, не в силах уйти, смотрел на нее. Он думал, что завтра к этому времени операция уже должна быть закончена. При всех благоприятных обстоятельствах Тина еще будет без сознания. Дышать за нее станет аппарат искусственной вентиляции легких, а на боку, на месте ушитой операционной раны, будет видна аккуратная повязка с пластмассовой трубочкой для выпуска жидкости. Только бы выжила! А дальше… Он уже не в силах знать, что будет дальше. Ее тайный жизненный код уже зашифрован в нескольких строчках текста патогистологического заключения, только завтра Ризкину еще предстоит его расшифровать. Собственно, эти строчки и будут означать суть происходящего – жизнь или смерть. Перед глазами Барашкова встал невысокий призрак Михаила Борисовича как верховного властителя судеб, и Аркадий мысленно сплюнул через плечо и постучал по дереву.
