В просторном коридоре две медсестры раскладывали лекарства. Одна из них, Галочка, была черненькая, смуглая и худощавая. Вторая, Райка, шатенка, кровь с молоком. Всем своим видом Райка будто говорила больным – вот полежите у нас, сколько нужно, и тоже будете такими же веселыми и здоровыми! Рыжеватые волосы ее весело кудрявились под светло-розовой накрахмаленной шапочкой, голубые глазки хитренько блестели, а сияющие щечки были будто намазаны яркой малиновой краской. У Маши при взгляде на нее всегда возникала ассоциация с медным, начищенным до блеска тазом, в котором ее бабушка с незапамятных времен варила летом варенье. Впрочем, претензий по работе у Маши к девушкам не было. Обе были расторопны, сообразительны и достаточно вежливы.
Галина разложила таблетки на маленькие подносики и собралась разносить по палатам.
– Когда пойдешь к нему? – спросила у Райки со значением.
– Сейчас, – ответила Райка.
– Тогда давай! Он один в кабинете, я подсмотрела. – Галя легонько подтолкнула подругу Та одернула розовую медицинскую пижаму, быстро перекрестилась у двери и вошла в бывшую ординаторскую, где сидел Дорн.
Владик сидел, уставившись в монитор, но мысли его были далеки от перечня лекарств и симптомов, представленных в таблице. Перед глазами его будто стояло бледное лицо жены с постоянным в последнее время укором во взоре.
Владик хорошо относился к жене. Он никогда не решился бы поступиться свободой ради брака с женщиной, которую нужно было бы постоянно опекать, уговаривать, терпеть ее капризы и смены настроения. Встретив однажды Аллу, он понял, что она из тех счастливых жертвенных натур, для которых забота о муже, быте, об уюте совсем не в тягость.
«Редкая девушка, такую нельзя упускать», – подумал он, женился и, как выяснилось, не ошибся. Алла была не яркая, но миловидная, невысокая блондинка с серыми глазами. Блестящие, длинные, гладкие волосы она расчесывала на пробор и закалывала на затылке пучком. Летом же она пучок распускала, и тогда волосы развевались на ветру блестящими светлыми прядями, напоминая о близком отпуске, морском просторе, легком освежающем бризе. Она напоминала Дорну натюрморт, висевший у них в уютной маленькой кухоньке – на голубой клетчатой скатерти стоит корзинка со светлой, крупной черешней.
Он поверял Алле свои честолюбивые мечты о том, что скоро станет знаменитым специалистом и разбогатеет. Тогда у них будет большая квартира, а может быть, загородный дом и она сможет не ходить в свою бухгалтерию, где сейчас честно трудится с девяти до пяти, и станет выращивать цветы и заниматься детьми.
Дети! Вот в чем была заноза, очень важный пункт, по которому они никак не могли прийти к общему соглашению. Алла готова была рожать хоть сейчас, хоть сию минуту, хоть каждый год. Беременела она необыкновенно легко. У Дорна даже иногда складывалось впечатление, что жена специально не пьет таблетки, хотя его уверяла, что регулярно их употребляет. И каждая беременность сопровождалась у нее токсикозом, тошнотой, рвотой по утрам и в течение дня, а самое главное – каждый раз Дорн уговаривал ее сделать очередной аборт, так как, по его словам, иметь детей им было пока не время.
– Мне уже двадцать восемь лет! – плакала Алла. – Когда же наступит то самое время?
И начиналось ужасное. В такие дни она проклинала его, говорила, что хочет родить ребенка «для себя», а он, если не хочет нянчиться с «соплями», как он выражался, пусть ее бросает… Алла взвинчивала себя до экстаза, до истерики, до судорог в ногах. Но Владик был неумолим.
– Мы не можем позволить себе ребенка. Пока! Пойми! – говорил он. – Но потом он у нас будет! Обязательно будет!
Истерика у Аллы превращалась в неукротимую рвоту.
– Вот видишь, до чего ты себя довела! – говорил жене Дорн, сажал в машину и вез к знакомому доктору, который вводил Алле в вену снотворное, и через двадцать минут они с Дорном уже перекладывали ее размягченно-сонную на кушетку в палате, а через два часа он вез ее домой. Рвоты больше не было, не было и беременности, и снова начинались таблетки. На полгода Алла замолкала и не заговаривала о ребенке. Это были самые прекрасные для Дорна месяцы. Потом все начиналось сначала. Вот и сегодня сутра из ванны раздались какие-то подозрительные звуки, а потом в кухне появилась Алла с кривящимися бледными губами и заявила, что на этот раз она точно будет рожать.
– Не волнуйся! Иди на работу! Вечером мы все обсудим! – проговорил, чуть не подавившийся яичницей Дорн и в ответ услышал железобетонное:
– Обсуждать тут нечего! Я все решила! Если ты не хочешь, я буду рожать для себя.
Придя на работу, он первым делом позвонил знакомому врачу.
– Старик, уже четвертый аборт! Многовато! – пробасил в ответ ему врач. – Почему бы ей и не родить?
– Ох, рожать сейчас совершенно ни к чему! – застонал в ответ Дорн.
– Да ты не думай об этом. Она родит – и все. А ребенка сразу полюбишь. Поверь мне, у меня уже трое! – засмеялся приятель-врач.
«Значит, ты трижды дурак!» – сказал про себя Дорн и обещал подумать. Вот он сидел и думал, когда в кабинет открылась дверь и вошла Райка.
– Тебе чего? – Он оторвался от монитора.
Райка, закатив к потолку глаза, мялась и зябко пожимала плечами. Дорн развернулся на крутящемся стуле и оказался как раз напротив нее.
– Ну? – Он нахмурился, и в голосе его появилось раздражение.
– Я вот по какому делу, – наконец заговорила девчонка. В лице ее были одновременно и неуверенность в успехе предприятия, и какая-то хитроватая наглость. Слова она произносила очень быстро, будто тараторила птица, а круглые блестящие глазки ее так и зыркали по сторонам. – Я, Владислав Федорович, беременна от вас.
Увидев, как в изумлении поползли вверх брови Дорна, она не нашла ничего лучшего, как по-пионерски вскинуть руку, то ли отдавая салют, то ли осеняя себя крестным знамением.
– Честное слово! Вот вам истинный крест! – Она даже сделала вид, что хочет перекреститься на компьютер. – И вот я пришла вам сказать, что, как девушка верующая, крещеная, аборт я делать не стану. Это православием запрещено.
– Ты что, с ума сошла? – Дорн говорил очень тихо, внешне пытаясь оставаться спокойным.
– Но дело же житейское, понятное! – развела в стороны маленькие ладошки Райка. – Мы с вами спали вместе, любили друг друга!
– Ты что, издеваешься? Ведь ты же говорила, что предохраняешься? – В голосе Дорна была такая сталь, что Райка, хоть и ожидала, что он вряд ли заключит ее в объятия и закружит в восторге по комнате, отступила на два шага к двери.
– Ну предохранялась, конечно, предохранялась. Но пару раз забыла выпить таблеточки. Да и не думала я в тот день, что вы ко мне в общежитие-то заявитесь, вот и… пожалуйста! – затараторила она. – Но вы уж тоже поймите, я девушка неопытная. Это у меня в первый раз!
– И зачем же ты теперь пришла ко мне? – откинулся на спинку стула Дорн. – Сообщить, что это у тебя в первый раз? Мы тут с тобой взрослыми делами занимались, а ты сейчас приходишь ко мне, как маленькая девочка…
