– У нас в больнице чего только не увидишь! – хмыкнула, покачивая головой, Тина, ожидая на площадке лифт.
«И фамилию Большакова я уже где-то слышала, – думала Валентина Николаевна, поднимаясь в лифте. – Вот еще головная боль. Надо выкинуть из башки эти несущественные глупости. Первым делом теперь надо узнать, как там у Ашота дела с алкоголиком? Если бы тот умер во время операции, Ашот был бы уже в отделении».
Тина посмотрела на часы. С момента, как она рассталась с Ашотом у лифта, прошло около двух часов.
«Мужики не евши, не пивши провозятся, – подумала она о хирургах, – а все, наверное, зря. Слишком он у нас долго лежал, пока мы соображали, в чем дело. Но кто же мог знать, что у него язва! А может, окажется, что и не язва вовсе… Перед богом и совестью мы чисты, а там будет как будет. Не он первый, не он последний. Много больных еще впереди. Обидно, что, если попадется такой же случай, все равно все закончится тем же. Прибора, который мог бы послойно, на всех уровнях исследовать коматозного больного, у нас нет и не будет. И скорее всего, никогда не будет. Слишком дорого исследовать всех больных с улицы. Хорошо, если в Москве есть такие возможности в двух-трех местах. А мы, грешные, обречены работать по-старому. Только руками и головой. Головой в первую очередь».
Вспомнив о голове, Тина проверила рукой прическу. Кошмар, все-таки как ужасно она выглядела утром в лифте, когда пришла на работу! Подумать только, в таком виде ее видел тот доктор! Как его зовут? Владимир Сергеевич. Удивительно, что он еще потом пришел звать ее к себе работать. Что же все-таки кроется за этим приглашением?
Дорогу Тине преградила какая-то тень. Раздался резковатый голос, который она уже где-то слышала.
– Ну вот, я пришла за документами о переводе! Договоренности на всех уровнях получены!
Тина подняла голову. Перед ней стояла утренняя посетительница. Теперь, правда, на ней был другой, еще более элегантный костюм. Темные волосы гладко зачесаны – утром они были завиты и взбиты в высокую прическу. Решительные глаза вызывающе глядели через модные дорогие очки в золотой оправе.
«Дама экипировалась что надо», – подумала Валентина Николаевна. Она мысленно расстегнула свой медицинский халат и увидела себя глазами незнакомки. Затюханная баба в не новой вытянутой шерстяной кофте, с шершавой и шелушащейся кожей на руках, с заусенцами на указательных пальцах, которые она грызла в минуты волнения, с глазами, в которых билась одна мысль: когда же мне, наконец, можно будет спокойно поесть?
Тина преувеличивала. Незнакомка видела ее совсем не такой. Серьезная, симпатичная женщина, ставящая работу выше внешности и личных проблем, почти синий чулок. В чужих глазах Тина была серьезным противником. К тому же хорошие туфли на каблуках перевешивали по значимости старую кофту, которой из-под халата и не было видно.
– Пойдемте в мой кабинет, – нейтральным тоном сказала Валентина Николаевна, по дороге обдумывая разговор с незнакомкой. Двери в палаты были закрыты, но верхние их стеклянные части позволяли видеть из коридора, что делается внутри. Женщина даже не попыталась куда-либо посмотреть. Пальма, естественно, тоже не привлекла ее внимания.
– Присядьте, – Тина усадила незнакомку на стул, где еще недавно сидел Азарцев. – Давайте посмотрим бумаги, которые вы принесли.
Кабинет незнакомка оглядела с изумлением: видно было, что такой тесноты и бедности Тининого убежища она не ожидала. Валентина Николаевна взяла у женщины аккуратную папочку из настоящей тисненой кожи. В папке лежало два заявления. Одно – на имя их главного врача, с просьбой о переводе больной. И другое, почти такое же, – на имя главного врача больницы имени Склифосовского с просьбой о приеме больной. Оба заявления были завизированы.
– Хорошо, – сказала Валентина Николаевна, – теперь позвольте мне посмотреть ваши документы.
– А при чем здесь мои документы? – делано удивилась женщина.
– Ну вы ведь собираетесь транспортировать девочку своим ходом? – ответила Тина. – Хотя я не рекомендовала бы вам перевозить ее даже в машине «Скорой». Девочка ведь нетранспортабельна. Перевозка может быть осуществлена только в специализированной машине реанимации и то не под мою ответственность.
– До «Склифа» здесь езды максимум полчаса, – сказала женщина.
– Я не могу поручиться даже за пять минут.
– Неужели Верочка так плоха?
– Первый раз слышу, чтобы Вероник называли Верочками, – как бы про себя раздумчиво сказала Тина.
– Но… – замялась женщина, – я и не подозревала, что вы знаете больных не только по фамилиям, но и по именам.
– А можно мне узнать вашу фамилию? – прямо спросила Тина. – Я ведь должна отдать вам больную, за которую отвечаю…
Женщина оказалась очень неглупая.
– Я все понимаю, – сказала она, закусив губу. – Конечно, у вас большая ответственность. Позвольте поблагодарить вас за то, что вы уже сделали для нашей девочки. – Теперь она была сама любезность: со скромным видом достала из сумочки плотный конверт и положила на край стола.
– Но при переводе я должна буду записать ваши паспортные данные в историю болезни, таков порядок! – сказала Тина. – Кем вы приходитесь девочке?
Женщина побарабанила тонкими пальцами по конверту.
– Я ее дальняя родственница.
– А где же родители девочки? От кого вы узнали о случившемся?
– Это что, допрос? – Незнакомка выкатила в раздражении на Тину большие, аккуратно накрашенные глаза. Она терпеть не могла людей, с которыми невозможно полюбовно решить дело. К тому же она поняла, что Тина просто хочет получить от нее максимум информации, а девчонку все равно не отдаст. Но выкарабкиваться из ситуации было надо. – И это вы говорите мне о порядке? – Женщина изобразила на лице такое изумление, какое только позволяли ее вытянутые в ниточку брови.
– Естественно, как заведующая отделением. Я же не могу от него отступать.
– А как заведующая отделением вы можете допускать, чтобы ваши сотрудники находились пьяные на работе?
Тина сначала не поняла, на что намекает эта дама. А потом вспомнила. Ах, козлы! Ну вот, доигрались! Это же при этой тетке Ашот и Барашков утром с дурацкими песнями, обнявшись, тащились из отделения к лифту. Хотя Тина голову могла дать на отсечение, что оба были трезвы как стеклышко, попробуй объясни все это постороннему человеку.
– За любую работу в отделении отвечаю я, – сухо произнесла Тина. – Могу заверить вас и кого угодно, что никакого нарушения трудовой дисциплины в нашем отделении не было.
– Ну, это мы еще посмотрим! – с нажимом сказала дама. – Я очень хочу узнать, как отнесется ваш главный врач к тому, что Верочку, такую тяжелую больную, во вверенной ему больнице лечат вдрызг пьяные доктора!
– Не Верочку, а Веронику, – опять поправила Валентина Николаевна.
– Вы обо всем этом пожалеете! – сказала дама.
