Лидок метнулась в глубину хоро́м, провожаемая озадаченным взглядом гостьи.
– Дед, это кто?
– Лида, – виновато пожевал губами старик и хитро зыркнул на внучку. – Хорошенькая?
– Дед, а ты уверен, что ей есть восемнадцать?
– Уверен. Что ж я, совсем маразматик? Нижний предел знаю. Ты от темы-то не уходи. Чего пожаловала? Я и так весь день мучаюсь, давление подскочило. С Лёшкой нелады?
– Родители расходятся. Ты в курсе?
– Не понял.
– У папы кто-то завелся.
– Золотая моя, заводятся блохи и прочая пакость, а женщин находят.
– Находят, дедуля, чужие кошельки и грибы, а еще неприятности на свою голову.
– С дедом не спорь. А вообще – молодец. Языкастая. Кого хоть нашел-то?
– Никто не знает.
– Оно и правильно. Никого не касается, – кивнул Михаил Яковлевич.
– Да как же не касается, когда это мои родители! – взвилась Маша. – Маме-то каково?! Хоть ты ее и не любишь, но она ведь не виновата, что так вышло!
– Не люблю. А в том, что так вышло, – виновата. Путных баб не бросают.
– Любых бросают. И это безответственно. Я к тебе не за этим пришла. Мне совет нужен: как себя вести?
– Отца осуждаешь?
– Да, – после некоторого раздумья сказала Маша. – Понимаю, но осуждаю.
– Это правильно. Осуждать можешь, но про себя. Только осуждать, но не обсуждать. Это твоя позиция, имеешь право.
– Я сама знаю, что кругом права. А делать-то мне что? Мама у нас живет, я ее одну оставлять боюсь. Хорошо хоть нянька дома, заодно и за мамой присмотрит.
– А чего это Динка у вас делает? Это ее проблемы. Зачем вас в эти дела мешать? Лёшка у отца работает. Зачем огород городить? Или Макс ее выгнал? Вот это не дело. Этот вопрос я решу. Надо матери твоей отдельную квартирку сделать. Где-нибудь на окраине, в «хрущёбах», чтобы не барствовала, но и вас чтобы не стесняла. Мебелишку ей купим в комиссионке попроще…
Дед со смаком углубился в детали бытоустройства нелюбимой невестки и дорассуждался до того, что есть замечательный дом в Хохотухине, куда и надо сослать Диану Аркадьевну в целях экономии.
– А няньку уволить. Зачем вам нянька, когда бабка высвободилась. Кудри чесать и ногти красить ей теперь будет не на что. Я ей даже зарплату могу положить, пусть она нянькой при собственном внуке работает.
– Дед, да она не сможет, – испугалась Маша.
– Жрать захочет – сможет, – вынес свой вердикт Михаил Яковлевич. – И нечего ей там у вас околачиваться. Знаю я эту змею, везде ядом накапает. Если жить негде, пусть к нам домработницей идет. Да, Лидуня? Возьмем тетку на работу? А ты учиться пойдешь!
– Ага, – тут же согласилась Лида. – Пойду. Я на артистку хочу пойти. Я в поселке первые места на всех конкурсах самодеятельности занимала. Хотите, спою?
И, не дожидаясь согласия прихихикивающего Михаила Яковлевича и застывшей в недоумении Маши, завела мощным зычным голосом «Мадам Брошкину». Выходило так душевно и залихватски, что Пугачева точно прослезилась бы.
Результатом похода к деду стало окончательное осознание непоправимости произошедшего. Михаил Яковлевич категорически запретил Маше принимать чью-либо сторону.
– А мать свою проси на выход, пока не прижилась. Ей надо привыкать функционировать в новых условиях. А то она там ваши продукты трескает, живет на всем готовом, за квартиру не платит и думает, что основная ее задача теперь – изображать страдалицу. Нет, ее задача – искать работу и выход из тупика. А для начала этой курице надо понять, что она в тупике. Ты ей своим мельтешением под ногами и ложной жалостью только мешаешь и вредишь. Отойди, не лезь. Дай Лёшке ее выпереть, сама не ссорься.
– Да как так можно?!
– Можно. И именно так! Зуб надо драть резко и сильно, а не растягивать удовольствие. Пациенту от этого только хуже. Динка теперь пациент. И имей в виду: я всегда готов платить ей как няньке, если она сядет с Никитой, или как домработнице, если она пойдет к нам. Никогда нельзя загонять человека в угол, надо и лазейку оставлять.
Маша ехала домой, вяло соображая, как осуществить все то, что насоветовал дед. Разумеется, объективно она понимала, что запасной вариант в виде няньки или поломойки хоть и плохонький, но вариант, другое дело, как это воспримет Диана Аркадьевна. И как намекнуть Алексею, что она не возражает против маминого возвращения домой? Только-только все наладилось, и тут такая ерунда!
Да уж, удружил папа!
Усталость висела на плечах тяжеленным бугристым рюкзаком. Маша долго возилась в коридоре, оттягивая момент встречи с мамой. Судя по ассортименту вещей на вешалке, няня уже ушла, а Алексей еще не приходил.
Мама сидела за кухонным столом с видом заговорщицы.
– Мамуль, привет! Какие новости?
Спросила она машинально, не подумав, но эта простенькая реплика вдруг всколыхнула в глубине сознания целый пласт недоуменных вопросов: а почему, собственно, отец не звонит? Почему никто не говорит о разводе, как об официальном действии? Почему не оформляются никакие документы? Ведь не могут люди, прожившие друг с другом всю жизнь, просто так разойтись, помахав ручками или расплевавшись. Может быть, мама еще надеется что-то исправить? Или отец не до конца решил порвать? Или что-то еще, чего Маша не знает и о чем даже не догадывается?
Голова загудела, как рельса, по которой со всей силы шандарахнули молотком. Маша вдруг поняла, что хочет прокрутить все события вперед на максимальной скорости, как неудачное кино, в котором зрителя интересует лишь развязка.
– Я виделась с ней! – многозначительно и веско произнесла мама.
– С папиной новой… э-э-э-э… ммм… С кем?
– С колдуньей. С Эвелиной.
– Ну, разумеется, – пробормотала Маша. – И чего?
– Она мне все рассказала.
– И в какую сумму нам это обошлось?
– Ты бы лучше спросила, что именно она рассказала, – мама от возмущения даже сбилась с высокопарного тона. – Это настоящая колдунья. Она денег не берет.
– Как, вообще? – Холодный ужас змеей скользнул по спине. Одно дело аферистка, которая за экспромты собственного сочинения требует вознаграждение, превышающее зарплату среднего служащего, и совсем другое – неизвестная тетка, которая занимается этим бесплатно. Тут могло быть только два варианта: либо это сумасшедшая, искренне считающая себя колдуньей, либо на самом деле…
– Этого не может быть, – испуганно затрясла головой Маша. – И что она тебе сказала?
– Она сказала мне всё. И даже больше, чем всё. Девица у него не просто молодая, а совсем сопля. В папашку своего полоумного пошел. В принципе, этого можно было ожидать. Девица периферийная, блондинка, лицо глупое…
