Фионе казалось, что она уже где-то видела похожую обувь, но
никак не могла вспомнить где.
— Так ведь это ваши. Я нашел их в большой коробке в
степном шкафу. Вы никогда их не носите. Вот я и подумал: почему бы не одолжить
их на сегодня. Не возражаете?
Джамал спросил это с таким невинным видом, что Фиона
рассмеялась.
— То-то я смотрю, твоя обувь показалась мне знакомой.
Впрочем, кажется, эти сандалии были мне великоваты. Если хочешь, можешь
оставить их себе. Тебе они идут больше.
Это были рекламные образцы известной фирмы, изготовленные
год назад специально для фотосессии «Шика».
— Спасибо, — лучезарно улыбнулся Джамал, пробуя
салатную заправку.
Фиона поторопилась наверх.
Через полчаса она снова спустилась в кухню. Теперь на Фионе
были белые шелковые брюки, тоненькая золотистая блузка, огромные серьги с
бриллиантами, золотые босоножки на высоких каблуках. А волосы Фиона заплела в
косу.
Пакистанец уже начал раскладывать салфетки и расставлять
посуду на столе в саду. Кругом были цветы и свечи. Фиона велела также бросить
на пол веранды мягкий плед на случай, если кто-нибудь из гостей захочет
усесться прямо на полу. Едва Фиона успела включить музыку, появились и первые
гости. В кутерьме последних дней она успела забыть, кого пригласила на эту
вечеринку. Пришлось подняться наверх и свериться с записями. Как всегда —
обычный список необычных гостей: художники, писатели, фотографы, модели,
адвокаты, врачи, музыканты, приехавшие из Праги. Парочка бразильцев, с которыми
Фиона познакомилась совсем недавно. Двое итальянцев, приятельница одного из
них, говорящая по-французски. Причем музыканты из Праги обнаружили, что эта
женщина говорит и по-чешски. Оказывается, ее отец был французом, а мать —
чешкой. Редкое, однако, сочетание. Разглядывая своих гостей, Фиона вдруг
наткнулась взглядом на Джона Андерсона, рассеянно бродившего среди этой пестрой
толпы в безукоризненно отглаженных джинсах и белой крахмальной рубашке. Фиона
заметила и его дорогие мокасины. Черт побери, в джинсах и рубашке Джон выглядел
таким же безнадежно консервативным, как и в костюме. Несмотря на отсутствие
воображения, которое он так очевидно продемонстрировал в выборе одежды, Фионе
понравилось, как он выглядит. Джон смотрелся мужественно и элегантно, он
казался серьезным и собранным. И Фиона вынуждена была признаться себе, что
теперь эти качества даже импонируют ей. Это было неожиданное открытие. А когда
Джон подошел поздороваться и поцеловал ее в щеку, Фиона решила, что запах его
туалетной воды ей, пожалуй, тоже нравится. Или дело не только в запахе?
Джон, в свою очередь, оценил ее духи. Впрочем, это был не
вопрос выбора: Фиона душилась последние двадцать лет одним и тем же ароматом,
специально изготовленным для нее в Париже. Эти духи были чем-то вроде подписи
или визитной карточки Фионы Монаган. Все, кто знал Фиону, могли отличить этот
запах в любой толпе, а те, кто не был в курсе дела, всегда делали ей
комплименты по поводу умения выбирать духи. Аромат был теплым и в то же время
достаточно свежим, с почти неуловимой пряной нотой. Фионе нравилось, что духи
не имеют названия. Любимый аромат принадлежал ей и только ей. Эдриен как-то
назвал этот запах «Фиона — номер один», за что польщенная Фиона помогла ему
выбрать и заказать собственный запах туалетной воды у тех же парфюмеров.
Эдриен тоже был среди гостей. Он пристально наблюдал за тем,
как Фиона здоровается с Джоном Андерсоном и представляет его другим гостям. На
Эдриене были сегодня белые джинсы, футболка и красные сандалии из крокодиловой
кожи, изготовленные специально для него известным дизайнером обуви. Когда дошла
очередь до Эдриена, Фиона с удовольствием представила его, назвав самым стоящим
редактором «Шика».
— Все время мне льстит, вместо того чтобы поднять
зарплату, — поддразнил Фиону Эдриен, и она поняла по выражению его лица: он
готов взять Джона Андерсона под крылышко. Как и Фионе, ему импонировал стиль
Джона — строгое, несколько консервативное обаяние плюс уверенность в себе. К
тому же от Эдриена не укрылось, как смотрела на этого человека Фиона. Она
стояла рядом с Джоном Андерсоном, а толпа гостей словно клубилась вокруг них.
— Довольно пестрая коллекция, — тихо произнес
Джон, когда никого не было рядом: Эдриен как раз покинул их и подошел к одному
из чешских музыкантов.
— Да, — согласилась Фиона. — Чуть более
пестрая, чем обычно. Но мне так нравится. Более серьезные обеды я устраиваю
зимой. А лето — отличный повод для сумасбродства.
Джон кивнул, соглашаясь, хотя сам думал о том, что ему
никогда еще не приходилось бывать на подобных сборищах. Дом Фионы оказался
таким красивым, теплым и гостеприимным! Казалось, что в каждом углу спрятано
маленькое сокровище — кругом стояли забавные, но изысканные безделушки, которые
Фиона привозила из многочисленных путешествий.
Фионе вдруг показалось, что Джон высматривает кого-то в
толпе.
— А где электропила? — спросил он в ответ на
вопросительный взгляд хозяйки.
— Какая еще пила?
— Ну, тот парень, что храпел прошлой ночью в вашей
спальне.
Сэр Уинстон? — рассмеялась Фиона. — О, старый
ворчун наверху. Он не любит гостей. Сэр Уинстон считает, что именно он — хозяин
этого дома. Иногда мне кажется, что он прав. Хотите с ним познакомиться?
Фионе было приятно, что Джон спросил ее о сэре Уинстоне.
— А он не будет возражать? — серьезно спросил
Джон.
— Сочтет за честь, — заверила его Фиона, радуясь
прекрасному предлогу показать Джону Андерсону свой дом.
Гостиная, столовая и кухня находились на первом этаже, а на
втором — небольшая библиотека и комната для гостей. Все было оформлено в
шоколадно-карамельных тонах с пятнами белого и красного. С первого взгляда было
видно, что из отделочных материалов хозяйка этого дома предпочитает велюр, шелк
и мех. Чего стоили одни только эксклюзивные бежевые шторы с отделкой из
красного меха.
Спальня и маленькая гостиная Фионы находились на третьем
этаже, вместе с небольшим кабинетом, который Фиона использовала, работая дома,
что, впрочем, случалось нечасто. Это был отличный дом, прекрасно подходивший
своей хозяйке. На третьем этаже была когда-то еще одна спальня, которую Фиона,
въехав сюда, превратила в огромную гардеробную, так как ей все время не хватало
места в шкафах в спальне.
Дойдя до середины лестницы, Джон услышал негромкое урчание.
А когда они вошли в спальню Фионы, стены которой были обтянуты бежевым шелком,
Джон увидел пса на кровати — того счастливца, которому разрешалось совершенно
безнаказанно храпеть в спальне самой Фионы Моиаган. Сэр Уинстон мирно спал и
даже ухом не повел при их приходе. Фиона легонько потрепала его по загривку, и
старый лентяй нехотя открыл глаза. С тяжелым стоном он посмотрел на Джона,
затем голова его снова рухнула на кровать, а глаза закрылись. Никаких попыток
познакомиться. Похоже, Джон Андерсон был ему решительно безразличен.
