Хорошо ему было рассуждать — ведь это не ему требовалось
идти па компромисс. Впрочем, Фиона тоже не собиралась делать ничего подобного.
Она хотела, чтобы в ее доме все оставалось как было. И всякий раз, когда Джон
переставлял или перевешивал что-нибудь, Фиона устраивала легкий скандал. Она
даже сказала однажды Джамалу, что Джон не должен ничего менять в доме в ее
отсутствие. В результате, когда Фиона была в Лос-Анджелесе, где снимали для
журнала «Шик» Мадонну, между Джоном и Джамалом произошла крупная стычка. Джон
пытался разместить в библиотеке свои книги, а Джамал не давал ему это сделать.
Джон позвонил Фионе в Лос-Анджелес и сказал, что немедленно переедет обратно к
себе, если она не уймет Джамала. Впервые услышав от него такие слова, Фиона
испугалась и велела Джамалу разрешить Джону поступать так, как ему нравится. А
Джамал стал спорить и говорить, что она сама распорядилась не давать Джону
менять что-либо в доме. Фиона чуть не сорвала голос, убеждая его по телефону.
Ей стоило больших трудов успокоить Джамала, а потом уговорить и Джона не
злиться на Джамала. В тот же вечер расстроенный Джамал перезвонил и
предупредил, что уволится, если ему придется еще раз вступить в спор с хозяином,
а Фиона уговаривала его этого не делать. Фионе хотелось, чтобы вокруг были
знакомые люди, места и вещи, но все неожиданно изменилось.
Теперь у нее были две падчерицы, которые ее ненавидели, и
мужчина, который стремился переделать по-своему если не ее жизнь, то ее быт. Но
после стольких лет независимости, когда отвечаешь за все только сама, Фиона
воспринимала любую попытку Джона что-то изменить как посягательство на ее
свободу. Даже один вид его книг на полке в библиотеке нервировал Фиону. Тем
более что он переставил кое-что из ее книг на верхнюю полку, чтобы освободить
более удобное место для своих.
В общем, в жизни Джона и Фионы наступил такой период, когда
они постоянно ругались, обвиняя друг друга во всех смертных грехах, и даже
кричали друг на друга. Миссис Вестерман снова пригрозила уволиться, Джон
подумывал о продаже квартиры, и его дети были по-прежнему настроены
непримиримо.
При этом Фиона понимала, что если Джон продаст квартиру,
милые дочурки, приезжая на каникулы, будут останавливаться у нее. И потом — что
бы ни случилось, она ни за что не хотела видеть его собаку. Фиона обещала
придавить чем-нибудь маленькую мерзавку, если только увидит ее у себя в доме.
Джон умудрился проболтаться о ее словах дочкам, и теперь они ненавидели ее еще
больше.
В общем, это была бесконечная череда непонимания,
неправильно переданных слов, испорченных нервов и постоянных стрессов для всех.
В апреле Джон сообщил Фионе, что организует обед для одного
важного клиента. Он хотел сделать это во французском ресторане «Цирк», в
отдельном кабинете, и попросил Фиону помочь. От нее требовалось заказать
кабинет, обсудить меню и украсить стол цветами, а также помочь рассадить
гостей. Ему пришлось пригласить нескольких людей из агентства, в том числе
одного сотрудника креативной команды. Важный клиент был влиятельным
бизнесменом, сухим и малоразговорчивым. Группа была совершенно неоднородной, и
с этим надо было что-то делать. Джон хорошо знал своего клиента, но не был
знаком с его женой. Он решил полностью довериться вкусу Фионы и ее вниманию к
мельчайшим деталям.
Фиона решила устроить обед в своем доме, полагая, что таким
образом удастся создать более теплую, сердечную атмосферу. Обед в ресторане, по
мнению Фионы, при любых обстоятельствах прошел бы более официально.
— Я всегда устраивала у себя обеды, связанные с делами
журнала, если надо было кого-то расположить особенно, — настаивала на
своем Фиона. Но Джону не очень нравилась эта идея.
Люди, которых ты развлекаешь ради успеха твоего
журнала, — это совсем другие люди. Тебе никогда не приходилось принимать
такого напыщенного парня, без малейшего намека на чувство юмора. А о его жене
мне вообще ничего не известно.
— Доверься мне, я знаю, что делаю, — уверенно
ответила Фиона. Ей очень хотелось сделать для Джона что-нибудь такое, что
заставило бы их обоих забыть обо всем напряжении последних месяцев. — Я
устрою для них прием, как для королевских особ. Попрошу поваров из фирмы,
которая всегда обслуживала мои приемы, сделать самые изысканные французские
блюда, не хуже, чем в «Цирке».
— А как быть с Джамалом? — поинтересовался
Джон. — Мой клиент был руководителем республиканцев в Мичигане. Не думаю,
что ему понравится разгуливающий по дому слуга в шифоновых шароварах. Мне очень
не хотелось бы, чтобы он заподозрил нас в извращенных вкусах.
— Я купила Джамалу форму. Я попрошу его надеть ее. Я
сумею настоять на своем.
Фиона говорила правду. Еще когда они с Джоном только
поженились, она купила для Джамала специальную форму, предвидя, что
когда-нибудь наступит вечер вроде того, что им предстоял. Пока что Джамал не
надевал форму ни разу. Но Фиона заставила его примерить брюки и пиджак и отдала
форму подогнать по фигуре.
На следующий день Фиона позвала флористов и представителей
фирмы, услугами которой пользовалась, и заказала изысканные французские блюда и
лучшие вина. «О'Брийон», «Кристалл», «Шеваль-Блан» и «Шато д'Икем» на десерт.
Она хотела искупить в этот вечер все свои мелкие прегрешения перед Джоном и
надеялась, что обед удастся, потому что все, как и всегда, было организовано
самым тщательным образом, все продумано до мелочей.
В тот день, на который был назначен обед, дел в редакции
«Шика» у Фионы было по горло. Двое редакторов грозились подать заявления об
уходе из-за заваленного оригинал-макета, и Фионе пришлось долго уговаривать их
остаться. Затем секретарша объявила, что беременна, и весь день ее тошнило в
туалете. Эдриена вообще не было в редакции — он лежал дома с гриппом. У самой
Фионы разболелась после обеда голова, и дело грозило кончиться приступом
мигрени. Вернувшись домой, Фиона приняла какую-то таблетку из пузырька без
наклейки, который дал ей кто-то во время одной из поездок в Европу — Фиона уже
даже не помнила, где именно. Таблетки были достаточно слабыми, но до сих пор
всегда помогали. В общем, все было под контролем. За полчаса до начала обеда
стол был накрыт. Джамал был в форме, а серебро и хрусталь сияли. Когда в
столовую заглянул приехавший с работы Джон, на лице его отразилось радостное
изумление. Стол был похож на фотографию из культурного журнала. Все было
чудесно, кушанья источали тонкий аромат, вино мерцало в бутылках загадочным
рубиновым цветом.
Гость и его жена приехали вовремя, даже на пять минут
раньше, что несколько смутило Фиону. Она как раз застегивала простое черное
платье, которое выбрала для этого вечера, когда в дверь позвонили. Джон сам
открыл гостям. Фиона надела атласные туфли на высоких каблуках и коралловые
серьги. Она выглядела необычно для себя — она одевалась куда более
экстравагантно для подобных приемов. Когда Фиона спустилась к гостям, у нее все
еще болела голова, но уже не так сильно. Наверное, подействовала таблетка. Джон
представил ее сначала Мэтью Мэдисону, потом его чопорной неулыбчивой жене. Оба
супруга выглядели так, словно улыбка не появлялась на их губах никогда в жизни.
Вскоре прибыли и остальные гости, и возникшую напряженность удалось немного
разрядить. Всего гостей было десять человек, вместе с Джоном и Фионой —
двенадцать.
