— Ты могла бы открыть музей моды, — ворчал Эдриен,
бросая очередной раритет в кучу, где лежали вещи, предназначенные для Армии
спасения.
— Если бы я сделала все это, когда здесь еще был Джон,
для него освободилось бы в два раза больше места в шкафах, — грустно
произнесла Фиона, глядя на полупустые шкафы, когда-то ломившиеся от ее нарядов.
Забудь об этом, — посоветовал ей Эдриен. — Дело
ведь не только в шкафах. Вы были слишком разными. Джон был женат, а ты никогда
не была замужем. У него были дети, у тебя — нет. Его дети возненавидели тебя,
его экономка готова была тебя уничтожить, а его собака два раза покусала тебя.
А люди, с которыми привыкла общаться ты, сводили с ума Джона.
Хотя Джон и любил Фиону и считал ее потрясающей женщиной,
она была для него как щепотка перца, попавшего в дыхательное горло. Или как
ложка горчицы на языке. Очень вкусной, но пробирающей до слез. Эдриен
действительно верил в то, что Джон Андерсон любил Фиону. Просто жизнь с такой
женщиной бок о бок оказалась ему не по силам. Джону нужна была жена — хозяйка дома.
А Фионе Монаган никогда ею не стать, как бы сильно она ни любила Джона. И все
же Эдриену было больно за Фиону, когда он думал о том, как вероломно бросил ее
Джон. Это было жестоко и несправедливо, Фиона не заслужила такого, какой бы
безалаберной ни была ее жизнь.
— Ты сказала Джону про сэра Уинстона? — спросил
Эдриен, складывая в коробку пятидесятую пару роскошной обуви, которой тоже
предстояло отправиться в Армию спасения, поскольку каблуки оказались слишком
высокими даже для Джамала. Все, что был в состоянии нацепить на себя
пакистанец, должно было достаться ему.
— Думаю, теперь это его не касается, — ответила
Фиона на вопрос Эдриена. — Не хочу, чтобы он меня жалел. Как ты себе это
представляешь? «Спасибо, что развелся со мной, кстати, моя собака тоже умерла».
Фиона заплатила пять тысяч долларов, чтобы сэра Уинстона
похоронили на собачьем кладбище и поставили над его последним приютом надгробие
в форме сердца из черного мрамора, которого она так и не видела, потому что у
нее не хватило духу прийти на могилу.
В воскресенье Эдриен снова помогал Фионе разбирать вещи. А
потом она всю неделю была занята тем, что избавлялась от ненужных вещей,
которые еще вчера казались такими необходимыми. В довершение всего, Фиона
улетела в Париж в Хэллоуин. Судьба словно продолжала насмехаться над ней.
Эдриен провожал ее в аэропорту. Оба старались держаться
торжественно, только обменялись долгими прощальными взглядами, и Фиона
направилась к стойке регистрации.
— Не казни себя так, — сказал ей на прощание
Эдриен. — И не вини во всем себя. У всего происходящего с нами — множество
причин.
Фиона согласно кивнула. У всего есть свои причины. И у того,
что ее бросил отец, у того, что умерла мать, что Джои развелся с ней, сэр
Уинстон умер и она сама оставила отличную работу, которая еще вчера значила в
ее жизни все.
— Звони мне, Фиона, — попросил Эдриен. — Я
беспокоюсь о тебе.
— А ты работай хорошо, — в глазах Фионы стояли
слезы. — Так, чтобы я могла тобой гордиться.
Она и так гордилась Эдриеном и не сомневалась, что он
отлично справится со своими новыми обязанностями. Он был отличным редактором —
ничуть не хуже ее самой, но, в отличие от нее, хотел работать и был полон сил и
энергии.
— Я люблю тебя, Фиона Монаган, — прочувствованно
произнес Эдриен. Они расцеловались на прощание. — Убей их наповал там, в
Париже. Мы увидимся с тобой в январе или даже раньше, если я выкрою время
смотаться в Париж.
Обоим казалось, что до января пройдет целая вечность, хотя
на самом деле до зимних показов от кутюр оставалось всего три месяца. Фионе
казалось, что она умерла здесь, в Нью-Йорке, и ее, пожалуй, надо отправлять в
багажном отсеке в мешке для перевозки трупов, а не в салопе для пассажиров.
— Береги себя, — прошептала она и быстро пошла к
выходу, глотая подступившие слезы.
Эдриен провожал ее взглядом, пока мог видеть, и слезы
заволакивали его глаза.
Глава 13
Фиона поселилась в отеле «Ритц» в крошечном номере. Иногда
она сидела у окна, глядя на серое небо, и скучала обо всем, что осталось для
нее в прошлом, — о Джоне, Эдриене, своей работе, своем доме, Нью-Йорке,
сэре Уинстоне и даже о Джамале. Всего за несколько месяцев она умудрилась
потерять все, что имела, и теперь не знала, как ей жить дальше. В Париже было
дождливо и пасмурно, что вполне соответствовало настроению Фионы. Она правильно
сделала, что прилетела в Париж. Ей не хотелось никого видеть, не хотелось ни с
кем разговаривать. Она жила, погруженная в собственные переживания и
одиночество.
В середине декабря Фионе переслали в Париж бумаги о разводе.
Но это уже не имело ровно никакого значения. Ничто не имело значения. Она
провела сочельник и Рождество одна в своем номере. Она ходила на мессу в
базилику Сакре-Кер, и хор монашек пел так чудесно, что Фионе казалось, будто
она умерла и попала в рай. Она слушала их пение, и горячие слезы катились по ее
щекам.
В тот вечер, вернувшись в гостиницу, она начала писать. Это
была совсем не та книга, которую она давно задумала. Тот роман хотела написать
совсем другая Фиона, а эта, сегодняшняя, писала о маленькой девочке, у которой
было детство, похожее на ее собственное, а потом она стала женщиной, красивой и
успешной, и жила, наслаждаясь жизнью, пока не совершила чудовищную ошибку. Это
был своего рода катарсис. Отсюда, издалека, ей лучше видны были теперь
побудительные мотивы многих ее поступков. Фиона вспоминала мужчин, которых она
боялась, тех, кого все-таки впустила в свою жизнь, потому что не чувствовала с
их стороны угрозы своей независимости. Она вспоминала все то, чем наполнила
свою жизнь взамен настоящих человеческих отношений. Работу, которая значила для
нее так много, что заслоняла все остальное, добровольно принесенные ею жертвы,
самая ужасная из которых — Нежелание иметь детей, место которых занял в ее
жизни сэр Уинстон. Фиона Монаган стремилась во всем к совершенству. Она
вспоминала, как не хотела идти на компромиссы, строя свою жизнь с Джоном.
Потому что боялась освободить для него слишком много места в своей жизни — не
только в шкафах для одежды, но и в своем сердце. Потому что считала, что, отдав
ему все, что имеет, она потеряет слишком многое, если они расстанутся. И она
потеряла и его, и все, что имела. И все это перетекало постепенно на страницы
романа, по мере того как декабрь перетекал в январь. Она была всецело поглощена
романом, когда приехал Эдриен. Он нашел, что Фиона выглядит лучше, хотя
по-прежнему очень бледна. Неудивительно — ведь она по нескольку дней не
покидала свой номер. Фиона писала, писала и писала. Эдриен был еще в Париже,
когда Фионе позвонил агент по недвижимости сообщить, что подобрал для нее подходящую
квартиру. Квартира находилась в Седьмом округе Парижа на бульваре Ля-Тур-Мобур.
Фиона позвонила Эдриену, который тоже, как и всегда, остановился в «Ритце», и
он обещал поехать с ней посмотреть квартиру после показа коллекции Готье. Фиона
теперь тщательно избегала встреч с людьми, принадлежащими к миру моды. Ей
нечего больше было сказать этим людям.
