— Кто это? — спросила она в домофон.
— Это я, — произнес знакомый голос.
Было одиннадцать часов.
— Что ты здесь делаешь, Джон?
— Я принес тебе ужин. Ты ведь наверняка ничего не ела.
Можно я поднимусь и накормлю тебя?
Фиона не знала, смеяться ей или плакать. Она нажала на
кнопку и пошла открывать входную дверь. Джон стоял на пороге с пакетом, внутри
которого угадывалась коробка с едой.
— Тебе не надо было этого делать, — холодно
произнесла Фиона, стараясь выглядеть строгой. Ее тон не произвел на Джона
впечатления. Это редакторы в ее журнале дрожали от ее ледяного тона. Фиона
взяла пакет и отнесла его на кухню. В коробке оказались профитроли от
«Вольтера». Она повернулась к Джону уже с улыбкой. — Чем-то напоминает
поздний визит наркодилера. Похоже, ты принес мне дозу?
— Я подумал, что тебе нужна энергия, калории и все
такое.
Это было очень мило с его стороны, но Фиона не собиралась
таять от благодарности. Профитроли. Цветы. Ленч. Все это походило на попытку
снова завоевать ее. Джон словно выполнял какую-то миссию или задание. Но Фиона
не собиралась становиться его призом.
— Хочешь немного? — спросила Фиона, выкладывая
профитроли на тарелку. Несмотря на всю свою решимость, она не могла устоять.
Фиона села за стол и принялась поглощать угощение, Джон сел рядом с ней. Ему
даже удалось зацепить одну профитроль.
Я не хочу снова связываться с тобой, Джон, — честно
сказала Фиона, покончив с десертом. — Один раз ты уже разбил мне сердце.
Этого достаточно. Я ясно объясняю ситуацию? Джон выглядел так, словно только
что получил пощечину.
— Вполне. Я почему-то веду себя как полный идиот, как
только оказываюсь рядом с тобой, Фиона.
Это было еще мягко сказано. Когда он бросил ее, то вел себя
хуже, чем идиот.
— Я стараюсь держаться от тебя подальше, надеюсь, ты
это заметил, Джон Андерсон? Так будет лучше для нас обоих.
— Не уверен в этом, — честно ответил Джон. Они
всегда были честны друг с другом, и Фиона очень ценила это в их
отношениях. — Может быть, нам лучше общаться побольше, чтобы пережить это
как-то… постепенно.
Фиона покачала головой. Верхняя губа ее была вымазана
шоколадом, и это рассмешило Джона. Как ему хотелось слизать с ее губы этот
сладкий след!
— Мы уже пережили это, Джон. Пережили за прошедший год.
И пусть все остается как есть. Так будет лучше для нас обоих. Не стоит снова
портить друг другу жизнь. Мы уже сделали это однажды. Мы попробовали, и у нас
не получилось.
— А что, если на этот раз получится? — спросил
Джон, надеясь убедить Фиону и в то же время пугаясь собственных слов.
— А если нет? Мы и так сделали друг другу больно.
Слишком больно.
Это было как твердое решение Фионы не заводить собак. Она не
хотела ни к кому привязываться. И она больше не хотела впускать в свою жизнь
Джона Андерсона. То есть она, конечно, хотела бы быть с ним, но не хотела вновь
испытать связанную с этим боль, опять иметь проблемы с его дочерьми, его
экономкой, его собакой. Но Фиона не стала ничего этого говорить Джону.
— К тому же твои дочери опять начнут сходить с ума…
— Они стали за это время старше. Да и я больше не
позволю им. Миссис Вестерман уехала в Северную Дакоту. Хилари и Кортни так
злились на нас во многом из-за ее влияния. А уж Фифи я как-нибудь усмирю.
Кстати, как твои лодыжки? Надеюсь, не осталось шрамов?
Фиона рассмеялась в ответ.
— Эта собака — настоящий маленький чертик.
— Да уж, странно, что Мефистофель превращался в пуделя,
а не в пекинеса, — сказал Джон, и они с Фионой рассмеялись. — Но Фифи
живет сейчас с Хилари в Брауне. В этом университете разрешают держать животных
в общежитии. Может быть, эта собачка станет образованнее и остепенится?
— Хочешь выпить? — предложила вдруг Фиона.
Джон посмотрел на нее смущенно. Он все-таки снова вторгся в
ее мир. И отлично сознавал это. Но Джон не собирался упускать возможность
побыть рядом с Фионой Монаган, раз уж ему случилось быть в Париже.
— Я мешаю тебе работать? — спросил он. — Сбил
весь твой график?
— Да, но раз ты уже все равно помешал… Я слишком устала
сегодня. Да и профитроли действуют на меня расслабляюще. Так что, если хочешь
портвейна…
Фиона помнила, что Джон очень любит портвейн, но на этот раз
он выбрал бокал белого вина. Того же, которое налила себе Фиона.
Они устроились в небольшой гостиной. Джон разжег огонь в
камине. Они снова говорили о книге Фионы, о работе Джона, о новой квартире,
которую он хочет купить в Нью-Йорке, они переходили от одной темы к другой, и
обоим нравилось обсуждать все это друг с другом, от этого разговора становилось
тепло на душе. Джон как раз рассказывал об одном доме на мысе Код, в который он
влюбился с первого взгляда, когда Фиона наклонилась над столом, чтобы налить
ему еще вина. Протянув руку, он коснулся ее лица.
— Я люблю тебя, Фиона, — прошептал он, глядя в ее
прекрасные глаза, в которых плясали сейчас отблески огня в камине. В джинсах и
старом свитере, с растрепавшейся косой она казалась еще прекраснее, чем в
лучших своих нарядах, в которых помнил ее Джон.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала Фиона. — Но
это не имеет больше никакого значения.
Их время прошло. Но как раз в тот момент, когда Фиона
подумала об этом, Джон поцеловал ее и привлек к себе, и, прежде чем ей пришло в
голову что-то возразить, она уже ответила на его горячий поцелуй, забыв обо
всем на свете. Фиона делала именно то, что запретила себе делать. Но сейчас оба
они забыли обо всем, отдавшись во власть сжигавшей их страсти друг к другу,
пытаясь утолить голод, уже больше года сжигавший их тела и их сердца. Фиона не
помнила, как они оказались в постели. Страсть их была такой ненасытной, что
лишь через несколько часов они остановились, чтобы перевести дыхание.
— Это была ужасная идея, — прошептала Фиона, лежа
на плече Джона, и закрыла глаза.
Джон счастливо улыбнулся.
— Нет, дорогая моя, — возразил он уже не слышавшей
его Фионе. — Это — лучшая идея, которая могла прийти в наши головы.
Проснувшись утром, Фиона, не открывая глаз, попыталась
убедить себя, что все вчерашнее было сном. Но, решившись все же поднять веки,
она увидела перед собой Джона.
— О боже! — вырвалось у Фионы.
Джон уже не спал. Он лежал, крепко обняв ее. И вид у него
был самый довольный.
— Я не могу поверить в то, что мы это сделали, —
убитым тоном произнесла Фиона. — Мы, должно быть, сошли с ума.
А я рад, что это произошло, — Джон перевернулся на бок,
чтобы лучше видеть лицо Фионы. — Бросить тебя — это была самая большая
глупость из всех, что я совершил в своей жизни. И весь этот год я мечтал только
об одном: чтобы судьба подарила нам второй шанс. Я не смел надеяться, что это
возможно. Иначе я нашел бы тебя гораздо раньше. Я думал, ты ненавидишь меня. Ты
имела полное право меня возненавидеть. Странно, что этого не случилось. И я
решил, что я должен справиться со своей тоской и отчаянием и идти дальше, как
бы сильно я ни продолжал тебя любить. Но когда я увидел тебя в «Гули» в
Нью-Йорке, я понял, что не могу больше без тебя жить. Мне необходимо хотя бы
просто видеть тебя и разговаривать с тобой. С того вечера в Нью-Йорке я не мог
думать ни о ком и ни о чем другом.
