– Ну и ладно, – неопределенно утешила себя Светка и пошла на кухню пить воду прямо из-под крана.
Лена пребывала в состоянии крайнего возбуждения по поводу предстоящих кардинальных изменений в судьбе. Олег сделал предложение. Позвонившая ей Карякина была настолько потрясена и обрадована этой новостью, что даже забыла про свои проблемы и начала с жаром выспрашивать подробности.
– Ой, Свет, все так неожиданно, – бормотала Лена, борясь с идиотской улыбкой, постоянно растягивающей щеки до ушей. – В смысле не так уж и неожиданно, конечно, но все равно…
– А как? Ну как это было?
– Сейчас. У меня от радости в зобу дыханье сперло. В общем, мы поехали вчера гулять. Он только из командировки вернулся, на денек уезжал, ну отметить решили. Ты ж понимаешь, был бы повод.
– Ну, да, да! Вам, алкашам, только повод нужен. Не томи! – взвыла Светка.
– Вот. Зашли в магазин, а Олег и говорит, мол, нам кольцо для невесты. Я чуть сквозь землю не провалилась!
– И не говори, – хрюкнула Светка. – Вот позорище-то. Даже и не представляю, как ты это пережила!
– Давай, веселись. А у меня ни маникюра, ничего!
– Землю-то хоть из-под ногтей выковыряла?
– Смешно до дрожи, – обиделась Лена.
– Конечно, смешно. Я тебе сколько раз говорила, каждый день может быть последним, поэтому всегда будь в красивом белье, с маникюром, педикюром и бритыми ногами, чтобы хоть в морге не опозориться.
– Я пока туда не собираюсь.
– Туда никто не собирается, туда всех собирают без предварительной договоренности.
– Света, у меня несколько другие планы.
– Я не про планы, а про необходимость маникюра в военно-полевых условиях. Незамужняя девушка всегда должна быть готова к худшему!
– В смысле, к предложению? – не поняла Лена.
– Нет, к личному досмотру! Давай дальше!
– А на чем я остановилась?
– На грязных, обкусанных ногтях, – простонала Светка. – Давай ближе к делу!
– Не ври, я такого не говорила. В общем, он сказал, что хочет примерить мне кольцо невесты. Я думала, что обручальное, обычное, а оказывается, он имел в виду, как на Западе, колечко с брюликом для обручения. Потом мы поехали…
– Сколько карат?
– Какая разница? – вспылила Лена. – Я не знаю.
– Бирка сохранилась?
– Нет, ты думаешь, я хожу с биркой на пальце?
– Я про тебя еще и не такое думаю, – утешила ее Светка. – Дело не в ценности кольца, а в щедрости дарителя. Я тебе об этом уже говорила!
– Оставь свою коммерческую философию при себе. Приедешь, покажу колечко, сможешь оценить его своим многоопытным взглядом.
– Оценю, не сомневайся! Так, когда свадьба и кто свидетели? Это я намекаю, если кто-то не понял.
– Все всё поняли. Ты свидетель, только день свадьбы еще не определен, мы же заявление не подали.
– Ну здрасьте! Как же так? Он так сорвется.
– Света, хватит позиционировать моего будущего мужа как жирного леща.
– Конечно. Его уже давно пора зажарить.
– Карякина. Жарь своих. Кстати, как у тебя с твоим Антоном?
– Никак. Моего Антона теперь зовут Алик. Антоша сначала ездил в командировки от жены ко мне, а потом от меня к какой-то малолетней вешалке.
Слово «командировка» неприятно резануло Лену: Олег тоже иногда уезжал в командировки, и Светкина трактовка этого термина ее не очень устраивала. Она снова любила, была любима, и заниматься раскопками, чтобы обнаружить какой-нибудь несимпатичный скелет, Лена не хотела.
– А кто такой Алик? – перевела она разговор на менее опасную стезю.
– О, это такой мужчина!
– Понятно.
– Что за тон, Кораблева? Что там тебе понятно? Он холост, богат и влюблен.
– Надеюсь, в тебя?
– А то в кого же, – Карякина самодовольно хмыкнула. – Кстати, я его не ловила, сам попался.
– Вот так и бывает: шел человек, шел и навернулся в яму.
– Яма – это я? – возмутилась Света. – Ты поосторожнее в выражениях-то!
– Потому что давно пора перестать чувствовать себя охотницей, – решила поучить ее Лена, теперь считавшая себя умной и опытной.
– Ага, и, наконец, ощутить себя жертвой! – закончила ее глубокую мысль Света. – Или мы их, или они нас! Запомни: мы с ними обречены быть по разные стороны баррикад!
– Света, я, чур, в твоей революции не участвую. Я… это… наблюдатель.
– В нашем деле наблюдателей нет. Ты или с одной стороны, или с другой, в худшем случае ты посередине.
– Я посередине…
– Посередине, это значит – на баррикадах. Как раз там ты простреливаешься со всех сторон, так что лучше уж спускайся ко мне.
– Нельзя всю жизнь воевать за счастье. Надо просто жить. Если ты будешь гулять по дому, бряцая пулеметом, твой Алик тоже сбежит.
– Не сбежит, – хохотнула Светка. – Я не хожу с пулеметом, а лежу с ним у дверей. Мимо меня ни одна мышь не прошмыгнет, тем более такой крупный мужик!
– Тьфу! – Лена поняла, что спорить бесполезно. – Воюй. Если падешь на поле боя, цветы я тебе обеспечу.
Начальница, бесившаяся по поводу упущенного завхоза, который переметнулся к незамужней бухгалтерше, регулярно срывала свою злость на Лене. Но перекошенная красная физиономия Татьяны Филипповны вызывала у Кораблевой только жалость.
– Не сметь вести личные разговоры в рабочее время, – взвизгивала начальница, едва только поняв, что Лена разговаривает с женихом.
Лена безразлично отворачивалась и продолжала ворковать с любимым под гневное кудахтанье климактерической тетки.
– Может, тебе здесь работать надоело? – исходила змеиным ядом Татьяна Филипповна.
– Конечно, надоело, – не выдержала однажды Лена. – Выйду замуж, уволюсь и сяду дома.
К такому повороту оппозиция была не готова. Взять переводчика, по крайней мере полноценного, на Ленину зарплату не получится. Это Татьяна Филипповна осознавала вполне твердо. Но и уступать наглой девке желания не было. В тихом бешенстве она шаркала туфлями под столом и периодически выстреливала гадостями в сторону жизнерадостной сотрудницы.
В один из моментов затишья Лене позвонила мама и сказала, что ее искала некая Марина Брусникина из бизнес-центра, в котором Лена когда-то подрабатывала в качестве переводчицы.
Марину Лена помнила. Это была миловидная толстушка, очень приветливая и доброжелательная. Брусникина ассоциировалась у Лены со стабильностью и кругленькой суммой, полученной за работу с итальянцами. Подработать еще раз она бы не отказалась, тем более что предстоящая свадьба подразумевала приличные траты.
