– Мистер Элдерсон, сэр, кончал обедать. Я заранее подготовился и сделал вид, что я его никогда раньше не встречал. И поразило меня то, что он принял это как должное!
– Не выкинул вас за дверь?
– Наоборот, сэр. Он сразу сказал: «Запишите за мной два экземпляра».
Майкл рассмеялся.
– Ну и нахалы же вы оба.
– Нет, сэр, в том-то и дело. Мистер Элдерсон был очень недоволен. Ему это было неприятно.
– Не понимаю, – сказал Майкл.
– Неприятно, что я служу у вас, сэр. Ведь он знает, что вы здесь компаньон и что мистер Форсайт – ваш тесть, не правда ли?
– Знает, конечно.
– Вот видите, сэр, и выходит, что два директора поверили мне, а не ему. Вот почему я его и не пропустил. Я решил, что это его немного встряхнет. Я случайно увидел его лицо в зеркале, когда уходил. Он, по-моему, здорово струсил.
Майкл грыз указательный палец, испытывая что-то вроде сочувствия к Элдерсону, как к мухе, на которую паук накинул свою первую петлю.
– Спасибо, Баттерфилд.
Когда тот ушел, он сел, царапая перочинным ножом промокашку на столе. Что это, своеобразное «классовое» чувство? А может быть, просто сочувствие к преследуемому, нервная дрожь при мысли, что человеку некуда скрыться? Ибо тут, безусловно, были явные улики, и ему придется сообщить об этом отцу и «Старому Форсайту». Очевидно, храбрость покинула Элдерсона, иначе он бы сказал: «Наглый негодяй! Сейчас же убирайтесь вон!» Ясно, что это было бы единственно правильное поведение не повинного ни в чем человека и единственно разумное поведение человека виновного. Что ж! Нервы иногда сдают – даже самые крепкие. Взять хотя бы корректуру, которую он только что закончил:
ПОЛЕВОЙ СУД
Я человек – не лучше вас, не хуже:
Кровь, нервы, мускулы, костяк.
Легко ль мне было драться в дождь и в стужу?
Попробовали б сами так!
Когда бы вы умели – не блистать
Мундиром, выправкою бравой.
А вместе с нами мерзнуть, голодать, Тогда б сказать имели право:
«Его из всех, кто был тогда в бою, За трусость расстреляйте первым!
Кто служит родине и королю,
Не знает, что такое нервы!»
Эх, Уилфрид, Уилфрид!
– В чем дело, мисс Перрен?
– Письмо к сэру Джемсу Фоггарту, мистер Монт; вы просили вам напомнить. И потом – вы можете принять мисс Мануэлли?
– Мисс Ман... О-о, да, конечно!
Маленькая жена Бикета, чье лицо использовано для обложки сторбертовского романа, натурщица для картины Обри Грина! Майкл встал: она уже была в комнате.
«Ага, помню это платье, – подумал он. – Флер никогда его не любила».
– Чем могу быть полезен, миссис Бикет? А как поживает Бикет, кстати?
– Ничего, сэр, спасибо.
– Все еще торгует шарами?
– Да.
– Ну, все мы связаны с воздушными шарами.
– Как вы сказали?»
– Висим в воздухе – не так ли? Но ведь вы не об этом хотели со мной поговорить?
– Нет, сэр.
Легкий румянец на впалых щеках, пальцы теребят поношенные перчатки, губы неуверенно полуоткрыты; но глаза смотрят прямо – удивительное существо, честное слово!
– Помните, сэр, вы дали мне записку к мистеру Грину?
– Да, и я видел, что из этого вышло, – картина замечательная, миссис Бикет.
– Да, но она попала в газеты; мой муж вчера увидел ее – а он ведь ничего не знает.
Фью! Ну и подвел он эту девочку!
– Я заработала на этом много денег, сэр, почти хватит на билеты в Австралию. Но теперь я боюсь. Он говорит: «Смотри, как похоже на тебя». Я разорвала газету, но что если он запомнил название галереи и пойдет посмотреть картину? Там я еще больше похожа на себя. Он может дойти до мистера Грина. Так вот, не поговорите ли вы с мистером. Грином, сэр, и не попросите ли его сказать, что это – совсем не я, в случае если Тони пойдет к нему?
– Конечно скажу, – сказал Майкл. – Но почему вы боитесь, что Бикет рассердится, раз это вас так выручило? Ведь профессию натурщицы можно считать вполне приличным ремеслом.
Викторина прижала руки к груди.
– Да, – сказала она просто. – Я вела себя совершенно прилично. И я взялась за это только потому, что нам так хочется уехать, и я не могу выносить, не могу видеть, как он стоит на тротуаре и продает эти шары в сырости и в тумане. Но сейчас, сэр, я так боюсь.
Майкл посмотрел на нее.
– Да, – сказал он, – скверная штука – деньги.
Викторина слабо улыбнулась:
– Хуже, когда их нет, сэр.
– Сколько вам еще не хватает?
– Еще только около десяти фунтов, сэр.
– Это я могу вам одолжить.
– О, спасибо! Но не в этом дело – я легко могу их заработать, я уже привыкла; еще несколько дней не играют роли.
– А как же вы объясните, откуда вы достали деньги?
– Скажу, что выиграла на скачках.
– Слабо, – сказал Майкл. – Слушайте, скажите, что вы пришли ко мне и я вам дал их в долг. Если Бикет захочет мне их прислать из Австралии, я могу снова переслать их туда на ваше имя. Я вас очень подвел, и я хотел бы вас выручить.
– О нет, сэр! Вы мне оказали большую услугу. Я не хочу, чтобы вы лгали из-за меня.
– Это меня ничуть не смущает, миссис Бикет. Я могу врать без запинки, если это безвредная ложь. Самое главное – это поскорее вам уехать. Много есть еще картин, писанных с вас?
– Да, уйма, – только там меня не узнать – они такие странные, как будто из кубиков.
– Обри-то нарисовал вас как живую.
– Да, Тони сказал, что это вылитая я.
– Вот именно. Ладно, я поговорю с Обри, я его увижу за завтраком. Вот вам десять фунтов. Значит – решено. Вы сегодня были у меня – понятно? Скажите, что вас просто осенило. Я совершенно вас понимаю. Вы для него готовы на что угодно, а он – для вас. Ну ладно, ладно, не надо плакать!
Викторина судорожно глотнула воздух. Рука в поношенной перчатке ответила на пожатие Майкла.
– Я на вашем месте сказал бы ему все сегодня же, – добавил Майкл, – а я подготовлю остальное.
Когда она ушла, он подумал: «Надеюсь, Бикету не придет в голову, что я получил вознаграждение за эти шестьдесят фунтов!» – и, нажав кнопку звонка, он снова стал царапать промокашку на столе.
– Вы звонили, мистер Монт?
– Да, будем продолжать, мисс Перрен.
«Уважаемый сэр Джемс Фоггарт, мы уделили чрезвычайное внимание Вашему весьма интересному... м-м... труду. Хотя мы и считаем, что Ваши взгляды на теперешнее положение Великобритании среди других стран изложены прекрасно и представят большой интерес для каждого... м-м... вдумчивого человека, но мы не уверены, что таких людей... м-м... достаточно, чтобы книгу можно было издать без убытка. Мы опасаемся, как бы Ваша... м-м... точка зрения, что Великобритания должна искать спасения в распределении рынков, населения, спроса и предложения в пределах самой империи, к тому же изложенная чрезвычайно прямолинейно, не вызвала злобу всех политических партий, мы также считаем, что Ваше предложение – вывозить из Англии целые партии мальчиков и девочек, пока их еще не успела испортить городская цивилизация, – только вызовет раздражение у рабочего класса, понятия не имеющего о жизни вне своей страны и, как известно, не желающего дать своим детям возможность попытать счастья в других краях».
