РЕКЛАМА
«KFC раздает 100 000 сэндвичей» – кошмар, после такого и фитолакс не поможет.
Такое ощущение, что весь мир сейчас заморочен на двух вещах – сожрать как можно больше, а потом, соответственно, фитолакс. Ну, еще ипотека. И, конечно, автомобиль. И на все это – РЕКЛАМА
«Шок-цена!»
Ешь больше, покупай таблетки, бери кредит. Сдохни, пытаясь воплотить в жизнь рекламные ролики. Совмести виртуальный мир со своей жизнью или ходи, как лох, в никому не известном тряпье. Почувствуй нашу любовь – мы отымеем тебя так, что ты даже не почувствуешь. И, возможно, тебе даже понравится.
Я смеялась, старательно переключала каналы, стоило только кончиться рекламе. Она была – как психотерапевтический сеанс. Пластмассовая жизнь, предлагаемая к продаже, была сейчас как анестезия. Я вдруг вспомнила, как рядом с моей работой как-то видела припаркованную машинку. Сто лет в обед, маленький фургончик, кабина на двух человек – старая и страшная тачка, видимо, все еще скрипела, но ездила. А сзади, на кузове, прямо поверх многолетней грязи прилеплен самодельный стикер:
«ИЖ-каблюк – управляй мечтой!»
И снизу, пальцем по грязи: ЗАЧЁТ!
Почему все это произошло со мной? На работе мне ясно дали понять, что терпеть меня в таком состоянии не будут – можно паковать вещи. В наше время человек имеет право на ипотеку, но не на кризис. Мы должны бегать и улыбаться. Демонстрировать успех. Я не могла. Я плохо спала по ночам, не понимала, как жить дальше. И работу эту, по большому счету, хотелось потерять.
Может, все потому, что у Алексея завелась другая? Может, он устал быть в ответе за тех, кого приручил? Может, понял наконец, какая я беспомощная и бесполезная – только и гожусь на то, чтобы прижиматься к нему всем телом, чтобы гладить его? Сейчас в моде бойкие умные женщины, которым горы по плечу.
Может, не надо было его любить? Говорят же, чем меньше мы кого-то любим… Я не умею не любить. И не страдать я тоже не умею. Мне не хватало Алексея. Никакие устройства не могли мне его заменить. В моей голове не умещалась мысль, что я никогда больше его не увижу. Вот это – больше никогда – было совершенно невозможно. И от злой необходимости научиться со всем этим как-то жить я затыкала уши и начинала качаться из стороны в сторону, словно лунатик. Хотелось кричать и плакать, в то время как надо было идти спать.
Часов в двенадцать невыносимо длинной ночи на журнальном столе заработал мой телефон. Раздалось «О-о!». Оно было коротким и тихим. Я бы вполне могла его не заметить в моем-то состоянии. Тем более что реклама работала очень громко. А приложение в телефоне было поставлено на минимальный звук. Но я услышала. «О-о!»
– Что за фигня? – дернулась я, потому что приложение это – «аську» – давно уже отключила. На черта оно мне было теперь? И тут, понимаешь, «О-о!».
Я тяжело приподнялась, вытянулась и взяла со столика телефон. По телевизору мне предлагали купить какую-то приправу с пакетом. Счастливая экранная семья с нереально сияющей кожей, картинно улыбаясь, лопала пережаренную курицу, политую клеем ПВА для блеска. Я видела по телевизору, как делают эти рекламы, – ужас. В телефоне «аська» была почему-то открыта.
– Одно новое сообщение, минуту назад. – Не понимаю!
Я нахмурилась. Только один человек мог написать мне сюда, в этот чат, и именно поэтому-то я и отрубила все эти предложения. Я просто не могла, не имела никаких сил его слышать. Вернее, читать. Почему я?
– Привет, SistemError, куда пропала? А мы тут с пацанами пьем. Черт, кажется, я все время пишу тебе, когда пьян. Как там твой муж? Ты вообще чего молчишь?
Из моих глаз полились слезы. Уже потом, после, я примерно поняла, как так получилось. Телефон у меня дурной, старый. Все никак не решалась его поменять, работает вроде – и ладно, чего еще надо. А он дурил. То переставал подключаться к сотам, хоть вроде сигнал есть, а дозвониться никто не может. Иногда зависал и переставал реагировать на нажатие кнопок. А иногда – как сейчас, получается, – брал и самопроизвольно отрубался, а потом подрубался обратно. Черт его знает почему. Но такое случалось. А при перезагрузке приложение ICQ подгружалось и активировалось автоматически. Такие там были настройки. Так вот и получила я это самое сообщение.
– Да будь ты проклят! – закричала я на всю комнату и отшвырнула от себя телефон. – Скотина, скотина полнейшая ты. Ненавижу! Свинья! – Телефон отлетел неожиданно далеко и разбился об стену – от него отскочили кнопки, но экран не погас. Я быстро поднялась, схватила его с пола, в полнейшей истерике и прострации распахнула окно и выбросила. Затем села на корточки у теплой батареи под окном и заплакала, глотая сопли и как-то глупо, по-детски хлюпая и закрывая лицо руками. А через пару минут из открытого окна до меня донеслось едва различимое «О-о!».
Почему я?
– Какие вы все сволочи! – Я вскочила, захлопнула окно, потом бросилась на постель, закрыла уши подушкой и так и лежала, плакала и выла в подушку и в конце концов затихла. Боль не может длиться вечно. Я вытащила голову из-под подушки, села на край дивана, вытерла краем простынки глаза. Телевизор показывал «Дом-2». Люди строили любовь, выставляя себя на обозрение общественности. К любви происходящее имело такое же отношение, как стриптиз к рождению детей. Лицо горело, глаза были красными, как у кролика-альбиноса. Я подошла к стенке, решительным движением выключила телевизор, потом подумала и зло выдернула шнур из розетки. Потом всунула ноги в резиновые сапоги – это было быстрее всего, набросила на плечи Лешкину старую куртку и вылетела из дома.
– Ну где же ты, а? Тоже мне, мировой лидер! – Телефон нашелся в старом сугробе, почерневшем и покрытом грязной ледяной коркой. Аппарат пробил корку и лежал прямо в подтаявшем снегу. Чертыхаясь и стараясь не думать о том, что бы мне на все это сказала Олеська или Янка (не дай бог), я занесла останки устройства домой, вынула батарейку, включила фен и стала сушить аппарат, положив его на батарею. Я не помнила паролей «аськи», они были только в телефоне. Я включала его с замиранием сердца. Я помнила, как Лешкин телефон погиб смертью храбрых в потоках нечистот на маминой даче. Мой аппарат промок насквозь. Но все-таки ожил. Видимо, московский грязный снег все же не такой страшный реагент. Аппарат завелся. Правда, пришлось наугад жать кнопки-точки, используя спичку. Но интерактивный интерфейс поддался – я загрузила «аську». Зачем? Ну, я могла бы сказать, что хочу узнать, что он напишет мне еще. Но на самом деле мне было так одиноко, так страшно сидеть в этой персональной пустоте. Реальность моего мира была невыносима, а там, по ту сторону Зазеркалья, меня ждал Алексей. Буквы и цифры соединяли нас, пусть даже никто и не спорил с полнейшей бессмысленностью такой затеи. Он написал:
– Слушай, Эсмеральда, а ты вообще-то в Москве? Хочешь, можем пойти по этим московским мостам прямо сейчас? Ах да, у тебя же муж! Ну, завтра. Что скажешь? – Вот что он написал.
Кровь отлила от моего лица. Он сидел там, живой, бросивший меня и все, что нас связывало. И вместо того чтобы сказать ему все, что я думаю и чувствую по этому поводу, я взяла телефон и написала первое, что пришло мне в голову. Как если бы я была… куклой, Программой, живущей в Сети, обремененной интеллектом, но лишенной сердца и души. Игра, ничем не хуже тупого просмотра рекламы.
