– Сын у вас совершеннолетний? – задал еще один вопрос адвокат.
Яна покачала головой и загрустила. Получалось, что, хоть квартира и оформлена только на нее одну, фактически она принадлежит ей и мужу. Причем даже не так, что ей больше, а ему меньше. Закону плевать, кто работал, а кто пил и дрался. Закон делит все пополам.
– Но это же несправедливо! – воскликнула Яна.
Однако адвокат только пожал плечами и сказал, что, если уж ей это действительно так важно, есть один вариант: можно, пока суд да дело, переоформить квартиру на какое-то третье лицо. К примеру, на сестру или мать.
– На маму нельзя, – тут же замотала головой Яна.
– Тогда на сестру. Ваше положение облегчается тем, что вам не надо представлять на сделку согласие мужа – он же не значится в документах. Но вы должны понимать, что все это будет подлогом и что при желании ваш муж может спокойно признать эту сделку недействительной.
– Ему для этого надо будет идти в суд? – поинтересовалась Яна.
– Ну… да, конечно. Однако, если вы впишете в договор купли-продажи не слишком большую цену, он сможет только претендовать на половину якобы полученных вами денег.
– Каких денег? – нахмурилась Яна.
Адвокат принялся заново что-то терпеливо объяснять. Напоследок он сказал ободряюще:
– Если вы готовы изворачиваться и выдерживать бои без правил, все может получиться. Как и что он докажет – непонятно. Но, сделав все до развода, вы обеспечиваете себе фору. Только не теряйте времени. Он уже знает, что вы собираетесь разводиться?
– Не думаю. – Яна махнула рукой и отвернулась. Она и сама еще не знала точно, что именно она собирается делать. Жизнь стала сложной. Она была совсем уже не так молода, и ее вечная уверенность во всем на свете, и особенно в собственной правоте, теперь трещала по швам. Что именно ей нужно? Развод? Квартира? Возможность начать все заново? А так ли ей надо это – начать заново? Одиночество – сомнительный старт. Особенно в ее возрасте. Яна усмехнулась.
– Говорить «в моем возрасте» – это так пафосно! И все же… – Она пожала плечами. В ее возрасте… многое действительно меняется. С возрастом ты утрачиваешь что-то, еле уловимое, незначительное, но очень важное. К примеру, в ее возрасте она очень редко с кем-то знакомилась по-настоящему. Так, только по работе или в Интернете, да и то поверхностно. За последние годы она ни с кем не встретилась по-настоящему. Как-то уже не хотелось узнавать людей по-настоящему, не было на это сил. В ее возрасте. И вот в таком настроении прийти на развод, устроить судилище, отбирать квартиру, вышвыривать на улицу человека, с которым ты проругалась чуть ли не двадцать лет? Это было сложно. Но необходимо. Потому что такая жизнь продолжаться дальше тоже не могла.
– Значит, так. Готовьте доверенность, я составлю исковое заявление на развод. А о квартире подумайте.
– Я подумаю, – пообещала Яна и обещание выполнила.
Она думала о квартире, о муже, о любовнике, с которым, кажется, рассталась. Почему – кажется? Она посмотрела записи на почте и поняла, что за последние полгода они только иногда, изредка переписывались, но не встречались. Они стали скорее друзьями. Она нашла поздравления с днем рождения сына – от любовника. Письмо, где он спрашивал, чем можно лечить цистит, потому что у его жены острейший приступ и она мучается. И Яна ответила, потому что знала кое-какие способы лечения. Посоветовала «Монурал», кинула ссылочку на медицинский форум и даже купон на скидку. Хороший роман!
Конечно, она подумала. Между Сциллой и Харибдой, она металась между страхом остаться в одиночестве и вполне понятной жадностью, требующей отвоевать что получится любой ценой. Весь апрель в этом году стал просто месяцем Дурака – она никак не могла собраться с мыслями и на что-то решиться. Может, ей не хватало каких-то витаминов? Какие-то все мы стали старые и больные.
– Я дома, – прокричала она, скидывая мокасины в прихожей.
Стало уже совсем тепло, снег таял как сумасшедший и стекал бурными реками в сточные решетки, бурлил и пел песни, сливаясь в тугие реки где-то там под землей.
– Ой, мам, как хорошо, что ты пришла! – высунулся из комнаты сынок. Почему-то не из своей, а из их спальни.
– Я удивлена. Ты мне рад? Что, денег нужно? Денег нет. Ты бы лучше готовился к ГИА, ни черта ведь не сдашь. – Яна бормотала что-то не потому, что это ей было действительно важно. Скорее выдавала заученный текст по привычке, потому что, если из года в год репертуар не меняется, очень сложно вдруг сменить роль, выражение лица, эмоциональный посыл. Какое ГИА? Она бы хотела прижать сына к себе, пойти с ним на кухню и выпить чаю, рассказать ему про адвоката, про то, что чувствует себя почему-то глупой и заторможенной, не иначе как авитаминоз. Спросить у него, что там творится в Интернете. В конце концов, ну почему они не могут вот так запросто посидеть и попить чаю? Другие-то могут? Бывают же такие семьи, настоящие. С большим столом, с общими праздниками. Но она хмурилась на автопилоте. Она была в ловушке своего собственного стереотипа. Сын нахмурился в ответ.
– Папе плохо. Я не знаю, что делать, – сказал он сквозь зубы. – Может, посмотришь? Или тебе все равно, если он коньки отбросит? Может, тебе даже понравится.
– Что ты несешь? – Яна пролетела через коридор и влетела в спальню, пропахшую корвалолом. – Что с тобой? Шурочка, где болит?
– Сердце, – прохрипел он, – сердце болит.
– Что случилось? Ты вызвал «Скорую»? – Яна встревоженно обернулась к сыну.
– Может, обойдется? – пробормотал сын, маячивший за ее спиной.
– Ты с ума сошел? Как давно он в таком состоянии? – Яна чувствовала, как острые щупальца паники подбираются к ее собственному сердцу.
– Он пошел в ванную. Говорил, что ему холодно. Что надо прогреться. Хотя как же холодно, в доме жара. – Сын сейчас вдруг стал тем самым, которого Яна так любила и так редко видела. Растрепанный испуганный подросток, мальчишка, волнующийся и краснеющий от этого. Ее сынок. Зайчик.
– Алло, «Скорая»? Приезжайте срочно! Что?
«Скорая» отвечала металлическим искусственным голосом:
– Ждите ответа. Ждите ответа. Ждите ответа.
– Мам, что с ним?
– Не знаю. Шурочка, ты скажи, как ты?
– Грудь как каменная. Как будто кто-то мне на грудь сел и сидит. – Голос мужа звучал прерывисто, неоднородно. Он скорее шептал, чем говорил. Лицо его было бледным и осунувшимся, землистым.
Яна бегала по квартире, делала какие-то йодные сетки на грудь, прислушивалась к его сердцу, приносила чай, посылала сына за нитроглицерином. В конце концов «Скорая» приехала и забрала мужа в больницу.
– Доктор, что с ним? – спросила потная от волнения и страха Яна.
– Инфаркт. – Доктор, молодой крепкий парень в синей форме, ответил еле слышно, чтобы пациент не разобрал его слов.
