Я был уверен, что они захотят. После найденного вчера
календаря, где дважды была записана моя фамилия да еще жирной чертой
соединенная с фамилией банкира Цфасмана, у меня просто не оставалось в этом
сомнений. Но мне не понравилось, что в комнате не было Лобанова, единственного
в этой компании нормального человека, который мог бы отнестись ко мне
благожелательно. Но вообще-то в этот момент я меньше всего думал об этой
троице. На меня и без того свалилось слишком много за последние дни. Болезнь
Игоря, убийство Семена Алексеевича, разговор Облонкова, который я нечаянно
подслушал. Слишком много для одного человека, и я вовсе не хотел бы встречаться
с этими типами и отвечать на их вопрос. Вдобавок ко всему я постоянно помнил о
том, что в проходной меня может ждать посланец родственника-кровососа, который
должен привезти мне договор с богатой сволочью, которая решила арендовать мои
квадратные метры. Впрочем, наверное, преувеличиваю, человек, который хотел
взять мою квартиру, вряд ли был сволочью. Он ведь не знал, почему я сдаю свою
квартиру. Хотя, с другой стороны, если он был такой богатый, то наверняка —
сволочь. В наше время девяносто девять богачей из ста стали таковыми только
благодаря мошенничеству, воровству или коррупции.
Наверное, во мне бушует комплекс неполноценности. Я ведь не
сумел к сорока годам стать миллионером и теперь вынужден сдавать свою квартиру,
чтобы помочь сыну. Но, с другой стороны, для чего мне эти миллионы? Жил я один,
получал вполне достаточно. Имел прекрасную квартиру в центре города. Не всем же
быть миллионерами. Но… Опять это проклятое «но». Почему другие могут, а я нет?
Наверное, потому, что они смогли заработать приличные деньги, а я не смог. В
нашей стране необязательно, чтобы миллионер был самым умным человеком. В
Америке или в Европе — да, там действительно нужно обладать некоторым
интеллектуальным потенциалом, чтобы сделать деньги. Вернее, там интеллект стоит
денег, и чем больший интеллект, тем большие деньги получает его владелец. В
нашей стране миллионерами пока становились в силу совсем других качеств.
Поэтому, наверное, у нас так не любят очень богатых людей. Ведь некоторые наши
шахматисты, артисты, писатели, художники, я, конечно, говорю о самых известных
и самых удачливых, тоже очень богатые люди, но к ним другое отношение. Люди
знают, за что они получают деньги. А вот все прочие… Когда шахтерам не платят
зарплату по полгода и тут же показывают по телевидению миллионеров, строящих и
покупающих дворцы, можно представить себе состояние голодных парней, точно
знающих, что дворцы построены на недоплаченные им деньги. Хотя, если начнется
бунт, я буду не с этими парнями. Как цепной пес, буду охранять тех, у кого
больше денег, а значит, и больше прав.
В общем, сидел я перед этой троицей и думал совсем о других
вещах. А на Облонкова мне и смотреть не хотелось. Я ведь с первой минуты был
уверен, что он замешан в убийстве Семена Алексеевича. Я только хотел закончить
все дела с Игорем, найти им деньги, отправить в Германию, а уже потом сказать
подлецу все, что я о нем думаю и знаю. Но он не дал мне на это времени…
— Вы знаете, зачем мы вас позвали? — спросил Облонков. Он
был на «вы» со всеми старшими офицерами и грубо тыкал младшим.
— Догадываюсь, — ответил я, — вчера нашли календарь.
— Не только. Зачем вы скрыли, что два раза заходили к Семену
Алексеевичу в день убийства?
— Я ничего не скрывал. Меня никто не спрашивал. А заходил я
по делам. По-моему, это нормально, когда сотрудник заходит к своему начальнику,
даже два раза в день.
— Не прикидывайтесь, Литвинов, — одернул меня Облонков. —
Здесь находятся сотрудники прокуратуры и ФСБ. Вы сами видели календарь Семена
Алексеевича. Там значится ваша фамилия.
— Там есть много фамилий, — устало заметил я. — При чем тут
календарь?
— При том, — торжествующе сказал Облонков. — Вы знаете, что
там ваша фамилия соединена с фамилией банкира Цфасмана?
— Видел, — угрюмо согласился я, — лучше бы не соединял.
— И чем вы объясняете такую деталь?
— Ничем. Просто так захотелось Семену Алексеевичу. Завтра в
своем календаре я проставлю вашу фамилию и соединю ее чертой с фамилией
Президента. Ну и что?
— Шутите, — строго вставил Дубов, — неужели вы не понимаете,
насколько все серьезно?
— Понимаю, — разозлился я. — Семен Алексеевич был моим
наставником, мудрым учителем. Другом. Я его очень любил. А вы позвали меня
сюда, чтобы допрашивать из-за этого… дурацкого календаря.
— Хватит! — разозлился Облонков. — Вы забываетесь,
подполковник Литвинов. Здесь не базар. Извольте отвечать по существу. Чем вы
объясняете, что Семен Алексеевич связал ваши фамилии жирной чертой? И рядом с
вашей фамилией поставил вопросительны и знак?
Как я мог ответить на этот вопрос? Начать рассказывать все
сначала? Рассказать о том, как я просил Семена Алексеевича помочь мне в решении
проблемы с Игорем. Рассказать, как он звонил банкиру. Как тот потом отрекся от
своего намерения, отказавшись мне помогать. Рассказать о том, как я подслушал
разговор самого Облонкова. И как передал все Семену Алексеевичу. Рассказать о
том, что у меня не было времени, и в проходной меня должен уже ждать посланец
Виталика с договором. Я посмотрел на их лица. На суженные глаза Галимова, на
тупое лицо Дубова, на ухмыляющегося Облонкова. И понял, что никогда и ничего им
не расскажу. Хотя бы потому, что они ничего не поймут.
— Не знаю, — упрямо сказал я, — спросите лучше у Цфасмана.
И в этот момент они переглянулись. Странно переглянулись.
Мне не понравилось выражение их лиц, не понравилось, как быстро отвел глаза
Дубов.
— Значит, нам лучше все узнать у банкира? — гнусно
ухмыльнулся Облонков.
— Как хотите, — я уже почувствовал неладное. Может, банкир
рассказал им какую-нибудь гадость про меня? Например, сказал, что я звонил и
шантажировал его? После смерти Семена Алексеевича я мог поверить в любую
неожиданность. Но то, что произошло на самом деле, оказалось для меня
абсолютной неожиданностью.
— Неужели вы еще ничего не знаете? — спросил Галимов.
— Нет, — ответил я, — что-нибудь случилось?
— Случилось, — разозлился Облонков, — конечно, случилось.
— Сегодня утром банкир Цфасман убит, — пояснил Дубов, — нам
сообщили об этом только час назад. Теперь вы понимаете, почему нас так
интересуют ваши две фамилии, поставленные рядом?
Эпизод четырнадцатый
В это утро он решил выехать на работу чуть позже обычного.
Почему-то сильно болела голова, и он еще до завтрака принял лекарство, которое
ему привезли из Израиля. Однако после завтрака голова продолжала болеть, и он
принял еще одну таблетку, надеясь, что к моменту приезда в офис все придет в
норму.
Он вспомнил, что вчера, вернувшись домой, он помыл голову и,
возможно, забыл сразу выключить в своей комнате кондиционер. Вот и результат.
Марк Александрович прошел в гостиную и прилег на диван, чтобы немного
отдохнуть. По телевизору шел футбольный матч, и он, увлекшись, забыл о головной
боли. Через десять минут, взглянув на часы, вскочил с дивана. Хотя бы к десяти
надо успеть в банк. Слишком велики ставки перед выходными днями, чтобы
позволить себе валяться на диване.
