— Но как это могло со мной случиться? Почему я ничего
не знала? Почему я ничего не чувствовала? — Ей казалось невозможным, что
весь этот ужас произошел именно с ней.
— Это особенность подобного воспаления, —
попытался объяснить доктор Джонстон, — очень часто именно спираль является
причиной этого. К сожалению, она безопасна не для каждого организма. При такого
рода воспалении нет ни боли, ни выделений, ни повышения температуры — никаких
признаков, но инфекция очень опасна, она делает непроходимыми маточные трубы, а
в вашем случае затронуты даже яичники. Вы даже представить себе не можете,
сколько женщин с аналогичными проблемами прошли через нашу клинику. Я искренне
сочувствую, что такое случилось именно с вами. Это большая неприятность, но вы
должны найти возможность справиться с ней. — Он хотел вселить в нее
надежду, но своими словами вверг Диану в совершенное отчаяние. Мечта иметь
собственного ребенка стала для нее неосуществимой.
— Нет, я не хочу яйцеклетку другой женщины. Пусть лучше
у меня вообще не будет детей!
— Это вы сейчас так говорите, но, возможно, позже,
когда вы успокоитесь и все обдумаете…
— Нет! Я не хочу даже думать об этом! И я не хочу
никого усыновлять! — Ее голос сорвался на крик. — Я хочу моего собственного
ребенка!
Почему это так просто для всех, кроме нее? И зачем, черт
возьми, она пользовалась этой чертовой спиралью? Ей хотелось наброситься на
кого-нибудь с кулаками, кого-нибудь обругать, но, увы, виновника ее несчастья
не было, как не было и того, кто бы мог облегчить ее страдания или избавить от
них. Энди успокаивал ее, прижимая к себе, а она дрожала и всхлипывала, и
доктору ничего не осталось, как выйти из палаты, оставив их вдвоем. Больше он
ничего не мог для них сделать.
— Мне жаль, любимая… Мне очень, очень жаль, —
снова и снова повторял Энди, обнимая и успокаивая ее.
А когда немного позже они отправились домой, у нее все еще
болел живот, но страшнее этой боли для Дианы было сознание того, что ее лоно
пусто и бесплодно.
— Я не могу в это поверить, — сказала Диана Энди,
когда машина остановилась перед домом. Она с ужасом посмотрела вокруг. Теперь
она ненавидела этот дом. — Нам необходимо продать этот дом, —
проговорила она, направляясь в спальню, — эти пустые комнаты наверху… они
как будто обвиняют меня. Они кричат мне: «Ты бесплодна! У тебя никогда не будет
детей!» — Она вспомнила слова доктора, и ей захотелось умереть.
— Почему бы нам не обдумать то, что он предложил… ну,
он же сказал, что есть другие способы завести ребенка. — Энди старался
говорить спокойно. Он не хотел расстраивать ее, хотя сам был расстроен не
меньше. Это был самый ужасный день в их жизни, и теперь они должны были
заглянуть в будущее и принять решение, от которого будут зависеть их судьбы.
Все планы рухнули, а построить новые в нынешней ситуации казалось им обоим
делом непростым и неприятным. — Этот вариант с донорской яйцеклеткой может
оказаться прекрасным выходом.
— Это не выход! И уж тем более не «прекрасный»! —
У нее началась форменная истерика, она почти визжала, Энди никогда раньше не
видел, чтобы она вела себя так. — В этих отвратительных методах нет ничего
прекрасного! Прекрасно иметь своего собственного ребенка, а я не могу! Ты что,
не слышал, что он сказал?! — Диана судорожно всхлипывала, и он не знал,
что сделать, чтобы ее успокоить. Он тоже был подавлен, но ей было в сто раз
хуже от сознания того, что роковой изъян обнаружили именно у нее.
— Почему бы нам не поговорить об этом позже? —
сказал он, аккуратно расправляя постель, чтобы она могла лечь. Он знал, что
надрез у нее еще болит.
— Я вообще больше не хочу говорить об этом никогда! И
если ты захочешь развестись со мной… что ж, тем лучше. — Она говорила это,
укладываясь в постель и все еще всхлипывая. На нее было жалко смотреть.
Энди ободряюще улыбнулся жене. Она была в смятении, и это
вполне оправдывало ее поведение. Он почувствовал, что любит ее еще больше, чем
прежде.
— Я не хочу с тобой разводиться, Ди. Я люблю тебя.
Почему бы тебе сейчас не уснуть? Завтра мы сможем все это обдумать на свежую
голову.
— Ну и что это даст? — пробормотала она горестно,
устраиваясь поудобней. — Завтра больше не будет… И следующей недели не
будет, и синих анализов, и температуры… Все кончилось… — Они потеряли надежду,
но вместе с тем из их жизни ушло это бесконечное напряжение и лихорадочное
ожидание.
«Может, это не так уж плохо», — решил про себя Энди. Он
задернул шторы и вышел из комнаты, надеясь, что она в конце концов уснет.
Но Диана не могла уснуть и проплакала почти весь уикэнд. И
когда утром в понедельник она отправилась на работу, то выглядела как
привидение. Она приняла твердое решение не отвечать на звонки сестер.
Всю следующую неделю она ходила как сомнамбула, и Энди, как
ни старался, ничем не мог ее утешить. Элайза пригласила ее на ленч, но Диана
отказалась. Она не хотела ни видеться, ни говорить с кем бы то ни было. Даже с
Энди.
Перед Днем Труда муж попробовал уговорить ее поехать на
свадьбу к Биллу с Денизой, на озеро Тахо, но она флегматично отказалась ехать,
и после бесполезных уговоров, длившихся всю неделю, Энди поехал один. Диана
ничего не имела против, и нельзя сказать, чтобы он там очень уж повеселился, но
чувствовал себя гораздо лучше вдали от ее бессильной ярости и той бесконечной
тупой боли, которая угнетала их обоих. Казалось, этим мучениям не будет конца,
и он уже совершенно не представлял, как ей доказывать, что их жизни не
оборвались вместе с известием о ее состоянии.
— Ни ты, ни я вовсе не умерли, Диана, — сказал он
в конце концов, — и смертельных болезней нам тоже никто не напророчил.
Единственное, что изменилось в нашей жизни, — мы узнали, что не сможем
родить собственного ребенка. Но я отказываюсь разрывать из-за этого наш брак.
Да, конечно, я хочу детей, и, может быть, когда-нибудь мы кого-нибудь усыновим.
Но сейчас есть только два человека — ты и я. И если мы оба не возьмем себя в
руки, то в конце концов доведем друг друга до отчаяния. — Он изо всех сил
пытался вернуть в их жизнь нормальные отношения, но Диана не была настроена
даже попытаться помочь ему в этом.
Она постоянно с ним спорила и впадала в ярость из-за любого
пустяка, а иногда по целым дням вообще с ним не разговаривала. Она выглядела и
вела себя нормально только в те минуты, когда собиралась на работу, но к
моменту возвращения она опять превращалась в полоумную фурию, и Энди иногда
приходила в голову мысль, что она делает это все специально, стараясь разрушить
их брак. Но сама она была не уверена ни в чем и ни в ком: ни в нем, ни в себе,
ни в друзьях, ни в работе. И меньше всего она была уверена в будущем.
* * *
В субботу, накануне Дня Труда, старый друг Чарльза — Марк
предложил ему вместе пообедать. Его очередная подружка уехала на несколько дней
на Восток — проведать родителей, а днем раньше, на работе, Марк выяснил, что
его молодой приятель тоже остался один на выходные.
