– Отправлять? – на секунду засомневалась я.
– Конечно, отправляй! – заверила меня Маша, но я сидела на месте.
Тогда она выхватила телефон у меня из рук и сама нажала на «О’k».
– Машка, дай сюда! – взвизгнула я, и она бросила мне аппарат обратно.
Сообщение было отправлено, потому что современная техника работает на грани фантастики. Все делается практически молниеносно. Я вздохнула. Ну и ладно. Я же все равно собиралась его отослать. Пусть теперь он знает, что я думаю о нем. И что мои мысли полны грусти. Я покосилась на телефон. Он тихо лежал у меня на коленях.
– Так быстро он даже не успеет прочитать! – заверила меня подруга.
Я кивнула, но взгляд сам собой опускался на телефон.
– Ну-ка, пойдем на кухню. Посмотришь через час! – строго сказала она и потащила меня за собой. Я покорно потащилась за ней, по пути уже начиная потихоньку сомневаться, переживать и жалеть о том, что сделано. Это так типично для меня – ни на что не решаться, а потом мучиться и крутить все в голове. Я сидела, пила вино и делала вид, что мне все равно. Сколько сил надо, чтобы убедить в этом окружающих, а особенно себя. И все же, когда из гостиной (примерно минут через двадцать) раздалось тихое «чирик» моего телефона, я моментально побледнела и вскочила с места.
– Только не нервничай, – предостерегла меня Машка.
Но я уже убежала и схватила в руки телефон. Однако СМС было не от Шувалова. Я вздохнула – такое напряжение, а СМС пришло от Ники.
– Что там? – Машка попыталась заглянуть через плечо.
– Это от Ники, – ответила я и открыла СМС.
«У меня две полоски. Позвони мне срочно. А лучше приезжай».
– Что это? – с недоумением спросила Машка.
Я же не нашла слов, чтобы ей ответить. Их у меня просто не было!
Часть вторая
Вся в меня!
Глава 1
Те же страхи, только в профиль
Наша компания развалилась примерно через месяц. И ровно через два дня после того, как я передала почти все имеющиеся у меня деньги маминому строительному мужику. Экспертиза земельного комитета показала, что елочка законно зеленеет в тридцати сантиметрах от границы нашего участка, и таким образом наши новоявленные соседи не имеют никакого морального и материального права любоваться ее вечнозеленостью.
– Этот вопрос надо решать немедленно! – скомандовала моя мама. – Они там под шумок снимут вешки, и потом придется все делать заново.
– Мам, зачем им это надо?
– Потому что все люди – сволочи, которым только дай хапнуть чужое. А елочка – моя!
– Мам, но мы же ее не отгородим всю. Все равно она же будет видна из-за забора, – взывала я, потому что денег на забор, особенно такой, какой хотела мама, двухметровый, на бетонных столбах, мне было ужасно жаль.
– Ничего. Зато мы там лавочку поставим. Будешь костерчик жечь.
– Я и так могу костерчик жечь, без забора!
– Не возражай! Это моя последняя воля! – вскричала мама, и я тут же послушно созвонилась с ее мужиком.
Хотя эта последняя мамина воля была уже где-то двенадцатой по счету за последние пять лет, я не решилась возражать. Деньги были переданы, причем, каюсь, безо всяких расписок, и мужик отбыл к нам на дачу строить забор. А через два дня случилось это – наша фирма прекратила поставки и платежи, так как ряд банков и фирм-партнеров тоже разорились. Тут и наша фирма объявила себя банкротом. Она, конечно же, не впервые переживала трудные времена. Просуществовав почти десять лет (это только то, что я помню лично), она многократно меняла названия, юридические адреса, имена генеральных директоров и печати. Неизменными оставались только мы, сидящие за серыми столами в нашем офисе недалеко от МКАД. И вместительные склады, расположенные прямо под нами, где лежали горы всевозможного оборудования, от компьютерных шнуров до полиграфических станков. Мы пережили множество налоговых проверок, в процессе которых наша главная бухгалтерша, покрытая багровыми пятнами, бегала туда-сюда с выпученными глазами, а налоговая инспекторша (почему-то всегда женщина средней упитанности и благообразной внешности) закатывала глаза к небу и грозила страшными штрафами, превышающими наш годовой оборот. Потом звучало сакраментальное:
– А может, договоримся? – Это была реплика генерального, который уже получил указания учредителей с ограничением лимита «чемодана».
– О чем? – презрительно усмехалась инспекторша, всем своим видом показывая, что она – честнейшая государственная служащая, даже не помышляющая о приобретении, м-м-м, скажем, домика в загородном элитном поселке в свою личную, индивидуальную собственность. Но домик был, и чемодан был, и рано или поздно они встречались, как возлюбленные около памятника Пушкину, и происходил обмен. Мы получали сверку налогов, а она – инспекторша – чемодан. Фирма после этого скоропостижно меняла явки и пароли, а мы работали дальше. Бухгалтерское лицо приобретало нормальный ровный оттенок. Также на нашу долю выпадали наезды братвы, которые повергали всех в ужас и заставляли половину офиса брать больничный. Но потом выяснялось, что нами в глобальном смысле владели люди из ФСБ, поэтому бандиты, жалобно скуля и зализывая раны (кто выжил и кого не поймали), отползали назад.
Что еще? Были случаи хищения со стороны нашего собственного руководства, вступившего в преступный сговор с бухгалтерией, но это прошло мимо нас, оставив только сплетни и перешептывания. Учредители быстро сменили верхушку и снова зажили спокойно. Верхушка же крала потихоньку, не больше суммы отката от клиентов. Это было нормально, и нас, обычных менеджеров, совершенно не касалось. А уж с тех пор, как меня повысили до должности выслушивателя воплей и решателя конфликтов, все это вообще проходило мимо меня. И очень меня устраивало, пока… пока не случилось то, о чем так дальновидно предупреждал Шувалов. Чтоб ему пусто было. В конце концов, именно под его чутким руководством наша милая контора окончательно разорилась. И не так, чтобы просто перерегистрировать ее на другое ООО и снова продолжать бойкую торговлю высокоинтеллектуальным железом, а как раз наоборот. На сей раз от нас реально остались рожки да ножки.
– Слушай, Надюш, но при чем тут Шувалов? – взывала к моему разуму Иришка, когда мы вместе собирались покинуть наш офис навсегда.
– А кто при чем? Пушкин, что ли?
– Ну, не Пушкин, – задумчиво протянула она. – Хотя близко. В паре букв. Кризис, чего ты хочешь?
– Я хочу кормить чем-то беременную дочь! – злобно зашипела я, сваливая в картонную коробку весь тот хлам, что скопился за мои почти десять лет. Фотографии Ники, с пятого по одиннадцатый класс. Мои фотографии за все годы эксплуатации. Любовные романы и детективы в количестве, потрясающем воображение. Кроссворды, даже неразгаданные, мы выбрасывали, но их было не так уж много. В основном все развлечения такого плана находились в компьютере, а его с собой забрать я не могла.
