А в свое время у мамы, у моей мамы, была только я. И она видеть не могла, как день за днем я все дальше улетаю от нее и все крепче прирастаю к Леониду. И она разрубила эту связь, не замечая, что я чуть не истекла после этого кровью. Так что теперь, все повторится? Только не это, только не так. Только не с Никой и со мной. Я решительно кивнула и пошла на кухню, а мысленно представила, что все мои личные проблемы я оставляю там, в моей комнате. Между пепельницей и принтером. Рядом с ворохом распечатанных писем, которые я сто раз переписывала, чтобы ответить на присланное мне резюме. Пусть все это лежит там до времени, пока я не решу, что с этим делать. Я не буду брать это с собой в кухню, где сидят мои дети, мои Ромео и Джульетта, такие же юные и такие же глупые. И я им нужна.
– Ника, а что же вы не пьете чай? Или вы все вино еще не выпили? – спросила я самым легким тоном, на который только была способна.
– Не выпили. Тебе налить? – спросила она осторожно.
– Налей мне чего-нибудь покрепче, – махнула я. – И Николаю, если уж на то пошло. Значит, вы любите мою дочь? А вы ее действительно любите?
– Люблю, – коротко ответил он. – У вас чудесная дочь. Мне повезло.
– Это уж точно! – согласилась я, передавая ему бутылку коньяка. В конце концов, если он сумел сделать ребенка, он может выпить с будущей тещей коньяку. Универсальный смягчитель отношений. Через час мы сидели на кухне и обсуждали кризис, у Николая были свои рецепты выхода из него, и они отличались свежестью и новизной. Через два часа мы слушали какую-то суперсовременную рок-группу, которую Николай любил, а он рассказывал, что вырос в подмосковном городке Королеве, что повлияло на выбор факультета в МГУ – оказывается, Коля поступил на мехмат.
– Но туда же только умники поступают! Там же мозги сломаешь? – удивлялась я.
– А он умник и есть! – хохотала Ника. – Я ж тебе говорила, что выхожу замуж за ботаника!
– Интересно, а как твои родители смотрят на ваш брак? – сквозь смех спросила я.
И вот тут Николай погрустнел. Оказалось, что его родители думают про их брак примерно то же, что и все нормальные родители студента-первокурсника. То же, что еще пару часов назад думала я сама, только роль «плохой» в их истории отведена моей Нике.
– Представляешь, они назвали меня вертихвосткой и сказали, что не придут на свадьбу! – возмутилась Ника.
– Какие, однако, решительные. И что делать?
– Пусть не приходят, – мрачно заявил Николай. – Потом будут жалеть, но сейчас они просто уперлись и ни в какую. Но ничего, стерпится-слюбится. В конце концов, это не им решать, а мне.
– Это правда, – кивнула я.
Итак, что мы имеем? В наличии беременная семнадцатилетняя девушка с мало на что способной матерью, студент с умными глазами и родители студента, не желающие ничего о нас знать. Романтично!
– А я для Ники все сделаю! – твердо заверил меня Николай и замолчал. Вообще-то, он был немногословен. Хотелось надеяться, что это делало его слова надежными.
– И я – тоже, – усмехнулась я. – А как вы собираетесь жить?
– В смысле? А, вы о деньгах? – уточнил он, откашлявшись. – Я подрабатываю репетитором. Жить будем в общежитии, если все получится. Правда, у Ники московская прописка.
– Никогда не думала, что московская прописка – это плохо, – пожала я плечами. «Да, действительно, все было именно настолько плохо, насколько я и думала. Все, как когда-то у меня, прямо дрожь берет. Карма в действии».
– Плохо? Нет, не плохо, просто могут в общежитие не поселить. Ну, тогда будем квартиру снимать.
– Квартиру? Это же страшно дорого!
– Ничего. Потянем, – сжал зубы Николай. И хоть он был худощав и, как подросток, тонок, хоть и были у него эти дурацкие усики, я вдруг поняла – он потянет. И тогда ищи-свищи мою Нику. Будет она ему там готовить свои пироги.
– Но почему бы вам не пожить у нас? Тут достаточно места, у вас будет своя комната? – аккуратненько предложила я.
Возникла пауза. Потом с места вскочила Ника.
– Мам, ты серьезно? Мам, это правда?
– А что такого? Это же твой дом, почему вы должны тратить деньги? Ведь Николаю надо учиться, верно? – Я так и видела, как меня возносят на колеснице в рай за такое дело. Правда, сказать – еще не сделать. При мысли о том, что надо будет привыкать к этому Николаю, смотреть, как он идет чистить зубы по утрам… Ужас! Но сказанного не воротишь.
– Ура! Мамуля, ты самая лучшая! Да, Коля, что я тебе говорила?
– Вы уверены? – нахмурился он. – Мы точно вас не стесним?
– Стесните, конечно, – пожала я плечами, – понимаешь, Коля, дело в том, что это и есть жизнь. Что-то нас стесняет, что-то делает нас людьми. Очень часто это одно и то же.
– В смысле?
– Не важно. Я сама не очень поняла. В общем, живите.
– Спасибо, – все еще недоверчиво кивнул он.
Вечер был томным и неторопливым. Коньяк кончился, Ника устала, и я оставила их вдвоем.
Я ворочалась в кровати, стараясь думать не о том, что происходит за моей стеной, а о чем-то другом. Например, о завтрашнем собеседовании, на которое меня (слава небесам) случайно пригласили. Возможно ли, чтобы в условиях тотального повсеместного сокращения меня пригласили на должность секретаря? А почему бы и нет, в конце концов? Если этому молокососу можно спать с моей дочерью в кровати, которую я ей купила, когда ей было девять лет, то и мне… Ой, черт, опять я совсем не о том подумала! Хотя мне можно. Я ведь без пяти минут теща и без двадцати минут бабушка!
На этой приятной мысли я уснула. А вот сон мне приснился совсем не приятный. Мне приснилось, что мама кричит на меня, требует, чтобы я «немедленно прекратила эти безобразия», я же сначала не понимала, о каких, собственно, безобразиях идет речь, но потом вдруг там, во сне, с ужасом заметила, что на самом деле стою на центральной площади города – Сухаревской – совершенно голая. И все на меня смотрят и показывают пальцем. И смеются. И еще я понимаю, что где-то там, в толпе, стоит Шувалов и тоже смеется. Или не смеется, а просто смотрит на меня таким равнодушным взглядом, словно бы я не голая, а я вообще не я, а какая-то старуха. С седыми волосами, тощая и с косой в руках.
В этом месте я проснулась и рывком села на кровати. Кошмар. И какой странный сон! Но думать об этом было некогда, потому что надо было (о, зачем я вчера пила коньяк!) привести себя в порядок и снова превращаться в «деловую женщину». На все про все у меня было около часа (включая кофе), так что я спешила, помелом носилась по квартире с чашкой в руке и одновременно красилась, пила кофе и собирала сумку. Под конец я совсем замоталась и (чисто по привычке) распахнула дверь к Нике.
– Ника, я уехала на собеседова… о, черт. Извините! – Я вытаращилась на сонного, а главное, голого Николая, едва прикрытого одеялом. Николай сладко спал, а мне поплохело, и я немедленно захлопнула дверь. Сначала там, за дверью, было тихо. Потом они чем-то зашуршали.
