– Я тоже хочу к бабушке, – пролепетала Соня, и я поняла, что сейчас мы будем плакать. Тогда я подала тайный сигнал Федору, и он, как фокусник кролика, вытащил из-за спины плюшевого кенгуру.
– А вот это тебе, – с улыбкой проговорил он и неловко сунул кенгуру моей дочке. Выбрано плюшевое сумчатое было не случайно, Соня давно у меня его выпрашивала, оно стояло в витрине магазина, мимо которого мы ходили домой. Но был кенгуру дорог, так что я просьбы игнорировала. И теперь, естественно, получив из Фединых рук желаемую игрушку, Сонька просияла. Она ушла в себя и долго вертела кенгуру, не мешая нам затаскивать вещи и раскладывать их по шкафам, и я было уже выдохнула с облегчением, как вдруг Сонька оторвалась от Кенги, подошла ко мне, ткнула пальцем в Федора и спросила:
– Это папа?
– Нет, не папа. – В этом месте я по-настоящему растерялась и не знала, что сказать. Дело в том, что между нами с Федором переезд был решен как нечто удобное для нас обоих, но не влекущее за собой далеко идущих последствий. К примеру, на вопрос, что именно он, Федор, мне предлагает, он сказал:
– Ты можешь быть уверена как минимум в годе.
– Что ты имеешь в виду? – уточнила я.
– Ну, это значит, что год ты можешь жить тут спокойно, а там посмотрим. Как у тебя дела будут идти, может, действительно ты захочешь жить самостоятельно.
– То есть год! – кивнула я в задумчивости. Все мои мечты о том, что это начало почти что настоящей семьи, рассыпались в прах. С другой стороны, год жизни, пусть даже и ненадежной, но с мужчиной, от которого я по-настоящему без ума и с которым мне очень хорошо, – разве это плохо?
«Конечно, плохо! – кричало во мне воспитание. – Что он тебе предлагает? Сожительство?»
– Оно самое, – невозмутимо ответила я. Но на вопрос Сони надо было ответить как-то поразумнее, чтобы не нанести травму. И я сказала вот что:
– Это дядя Федя, мамин хороший друг. Он пустил нас пожить, чтобы мы могли с тобой подкопить денежек на свою собственную квартиру. Чтобы мы больше не жили с Веником.
– Хорошо, – кивнула Соня.
Аргумент про Веника сработал, и она снова уткнулась в кенгуру. Подозреваю, что ей компания драчливого и скандального мальчишки шести лет нравилась еще меньше, чем мне.
– Ну что, все в порядке? – взволнованно спросил Федя, когда утомленная София уснула. Я кивнула, отвечая на его поцелуй.
Теперь, в обществе дочери, нам пришлось быть значительно тише и аккуратнее в проявлении чувств. Ладно еще, что она в силу возраста не поинтересовалась, что это мама по ночам спит вместе с этим хорошим другом. Она засыпала раньше нас, а вставала позже, сонная и капризная, так что особенной проблемы не было. Хотя я лично первые недели очень дергалась по ночам, когда скрипел Федоров диван. Мне все казалось, что Сонька проснулась и сейчас войдет в комнату. Но она не входила, а потом и я потихоньку привыкла. Я вставала по утрам раньше всех, шла в душ, обливалась холодной водой для тонуса, готовила завтрак, отдельно для себя – сыр и кофе, отдельно для них – тосты, омлет, каша, что-нибудь еще, что взбредет в голову. Если не считать того факта, что я находилась тут на птичьих правах, мне было по-настоящему хорошо. Никогда в доме свекрови мне не удавалось почувствовать себя маленькой хозяйкой собственной семьи.
– Муся, как же это здорово, когда в доме женщина. Можно еще салата? – радостно улыбался Федя, безо всяких жалоб уминая все, что я ставила на стол.
– Мам, я не буду кашу, – ворчала Соня, тогда Федя, демонстрируя наслаждение, отбирал у нее эту кашу со словами:
– Можно, я всегда буду есть твою кашу? Твоя мама так хорошо готовит!
– Ты правда так думаешь? – первое время удивлялась я. – Или ты хочешь сделать мне комплимент?
– Дурочка, какие комплименты. Мне сроду никто завтраков не готовил.
– А как же жена? – удивилась я, впрочем, не ожидая особенного ответа.
Про жену Федя разговаривать не любил. Он спрятал подальше тот альбом и больше ни разу не упоминал о ней. По косвенным признакам я поняла, что он очень сильно любил ее, а вот она его, видимо, нет, не очень. И за одно это я готова была ее ненавидеть. Федор – такой хороший мужчина, просто хороший, без каких-то там придурей. Немного нервный, немного ревнивый, но нежный и ласковый, заботливый и такой, м-м-м, сексуальный. Да, вот это правильное слово. Его так легко любить, но теперь, из-за нее, он даже и думать не хочет ни о какой семье. Он живет одним днем, точно зная, что завтра, а в крайнем случае послезавтра все это кончится. Возможно даже, что он сам все это и закончит. Не о чем даже мечтать. А я, признаться, не могла сдержаться и иногда, поздно ночью, когда все уже спали, утомленные долгим днем, лежала с открытыми глазами, смотрела на его отрешенное усталое лицо и думала, как бы было хорошо, если бы… Мечтать не вредно. Но и пользы в моих мечтах не было никакой. Жизнь текла потихоньку, мы ездили на работу, завозили Сонечку в садик, по вечерам заезжали в какой-нибудь магазин за продуктами. Я купила карточку в местный фитнес-клуб, на год, раз уж Федор мне его дал. Год почти счастливой жизни. Почему почти? Ну как же, потому что, во-первых, год кончится, и что я буду делать потом? Не с квартирой или там деньгами, с этим как раз все понятно. Квартиру можно снять, а денег, живя с Федей, я своих почти не тратила, оставляя их на карточке. Он часто останавливал меня со словами:
– Тебе еще пригодится, не трогай, – и от этих слов мне становилось плохо. Когда пригодится? Когда он меня бросит? Да, видимо, так. Но я сглатывала комок в горле и улыбалась. Пусть так, пусть все кончится, но сейчас-то мы вместе. Еще целый год впереди, год почти нормальной жизни. Нам действительно жилось очень хорошо. Мы почти не ругались, разве что из-за моих походов в клуб, где, по его словам, много хороших мужиков, которые уведут меня раньше, чем он готов меня отпустить. Или из-за Костика, который, хоть и знал уже, что между нами с шефом что-то есть, продолжал поить меня кофейком и болтать в свободные минуты. Федор ревнив, а в остальном он был просто мужчиной из моих грез. И мне не нужно ничего другого, кроме того, чтобы вечером сесть в его машину и поехать с ним домой, а там играть с Сонькой в куклы, смотреть по ящику новости и документальные программы, готовить еду, стирать по выходным, гладить рубашки под сериалы.
Время текло сквозь пальцы, незаметно и коварно, только иногда давая о себе знать, когда звонила моя мама. Это происходило нечасто, и разговоры у нас были колючие, недобрые. В основном она звонила, чтобы узнать, как дела у Сони. Иногда она просила привезти ее на выходные, и я ехала к ним, чтобы оставить ее на пару дней. Я звонила в дверь своей родной квартиры на втором этаже, но не заходила туда, а пропускала вперед Соньку, а сама отмахивалась от сухих приглашений.
– Нет-нет, мне пора. Меня ждут.
– Может, хоть чаю выпьешь?
– Нет, мам, в другой раз. Я завтра за Соней приеду часам к пяти, нормально?
– Хорошо, – кивала мама огорченно. Потом поворачивалась к Соне, надевала улыбку и закрывала передо мной дверь. Сначала, в первый месяц нашей «ситуации», я еще пыталась заходить и пить с ними чай. И что-то объяснить. Но не успевала я выпить и одного глотка, как начиналось.
