— Знаешь, я просто волнуюсь, что я завтра уеду, а ты выкинешь меня из головы и займешься своими банковскими делами. А я этого не прощу.
— Я что, должна уволиться с работы? — опешила я.
— Нет. Но ты не имеешь права выкидывать меня из головы. Я должен быть там постоянно. Где бы я ни был, что бы я ни делал — я буду помнить о тебе. И ты — если ты, конечно, действительно хочешь быть со мной, — ты тоже должна всегда помнить, что у тебя есть я.
— Я всегда буду помнить. Разбуди меня ночью, я скажу — Алеша Рубин, я твоя, — вполне честно сказала я. Вполне, но не до конца. Слишком все это походило на какую-то рождественскую сказку. Не привыкли мы, московские девушки, к такому. Весь мой жизненный опыт подсказывал, что такого рода «сыр» бывает только в мышеловке. Вопрос только в том, что в этой мышеловке я бы согласилась сидеть вечно.
А потом Алексей уехал. Я проводила его до вокзала, посадила на поезд, помахала рукой и потом долго плакала на метрополитеновской лавочке. Вокруг меня тек густой безликий ручей равнодушных человеческих лиц. Поток дотекал до перехода на Арбатско-Покровскую линию и распадался на два широких рукава. Люди сливались, превращаясь в единую массу. И никому не было дела, что я рыдаю, вжимаясь в мраморную стенку.
«И чего ты ревешь? — спрашивала я себя. — Вдруг он и правда вернется? Вдруг позвонит? Ведь он взял и твой телефон, и адрес, и даже записал адрес твоего банка».
«Я рыдаю, потому что со мной еще никогда ничего подобного не было».
«Ну а чего ты тогда тут сидишь? Беги скорее, найди кудесницу Ольгу. Расскажи ей все!»
Я побежала домой. На работе вполне терпимо отнеслись к версии моего внезапного гриппа «буквально на пару дней», так что теперь впереди у меня был целый день, чтобы понять, что же такое все-таки со мной произошло.
— И что, он действительно был так хорош? — Оля с сомнением осмотрела мою физиономию.
Я нахмурилась и взглянула на себя в зеркало. Ванная не принесла мне утешения.
— Теперь он точно не позвонит. Почему он не сказал, что я выгляжу столь ужасно! — надрывалась я от страдания.
Темные круги под глазами, всклокоченные волосы. Губы превратились в одно воспаленное кроваво-красное пятно. Кошмар.
— Действительно, хорош, — не без злорадства заявила Ольга.
Я в недоумении посмотрела на нее.
— Думаешь, мужчине может нравиться такое? — я ткнула пальцем в отражение.
— Я думаю, что все мужчины страстно мечтают превратить женщину во что-нибудь подобное, — с пристрастием вертя меня из стороны в сторону, подтвердила Ольга. — Никогда не видела тебя в подобном виде.
— Значит, ты меня плохо знаешь, — отвернулась я.
— Ага. За те двадцать пять лет, что я тебя знаю, я, конечно, много чего могла пропустить, — ухмыльнулась Оля.
— Ты мне лучше скажи, что мне теперь делать, — взмолилась я.
— Так. А мы продаем или покупаем?
— В смысле? — не поняла я.
— В смысле, ты чего хочешь — чтобы он позвонил или чтобы он не позвонил? — сосредоточенно уточнила Оля.
— Я хочу пойти за ним на край света! — разрыдалась я.
— Понятно. А не на край? А в эту его Рязанскую область ты готова за ним пойти? Коровам хвосты крутить? А тут тебе, между прочим, Михаил Артурович обзвонился.
— О господи, я о нем совершенно забыла! — ахнула я и прикрыла рот рукой. Парадокс. То, блин, не было никого, то двое сразу.
— Ты как, уже точно решила отменить свадьбу? — сделала контрольный выстрел Соловейка. Я чуть не подавилась слезами. Обстоятельства скучного быта душили меня. Мне захотелось раскинуть руки как крылья, полететь по небу, найти ответы на все вопросы. Стоит ли мне ждать звонков от Алексея? Он ли — моя Большая Любовь или это просто потрясающее приключение перед свадьбой? Можно ли мне как-то извернуться и подстелить соломки?
— Я ничего не решила! Я вообще не понимаю, что это было! — завопила я.
Впрочем, моими воплями Олю не запугаешь. Она и так все поняла.
— Значит, ты колеблешься.
— Нет, я не колеблюсь. Это жизнь моя колеблется. Я бы точно… не перебивай меня!
Оля захлопнула открывшийся было рот. От необыкновенного волнения у меня не только не отбило желание говорить, но даже наоборот.
— Я бы точно пошла за Алексеем, но он меня никуда не звал. И теперь ты спрашиваешь, буду ли я ломать свою жизнь для того, чтобы иметь возможность убедиться, что все мужики сволочи?
— Отлично. Значит, свадьбу не отменяем. Тогда позвони Михаилу.
— Нет, это выше моих сил! — замахала я руками.
Честно говоря, ценность Михаила на фоне Алексея стала совсем минимальной. В результате катастрофического падения его акций мне было совершенно наплевать, что он подумал и как объяснил себе, куда это я пропала на три дня. В конце концов, до этого он сам пропадал на целых три года!
Что интересно, Михаил как будто почувствовал мое состояние. Так или иначе, он не задал мне ни одного вопроса. И вообще, вел себя исключительно корректно. Спрашивал, надо ли что-то Артему, не забрать ли меня с работы и не привезти ли мне что-нибудь вкусненькое. Просто ангел, и ничего другого. Я разрывалась. Это большая проблема, решить, когда придет время, остаться ли с синицей в руке или погнаться вслед за ускользающей мечтой — красивым и загорелым журавлем в рязанском небе.
— Знаешь, я все понимаю. И у меня были сложные периоды в жизни, — сказал как-то Михаил, провожая меня с Артемом до дома. Показательно, что после того злополучного (или, наоборот, знаменательного) вечера Михаил больше ни разу не сказал: «Дорогая, доедешь сама? А то мне по пробкам до Бутова еще надо добраться».
— О чем ты? Какие сложные периоды? — удивилась я. Конечно, он видел, что я мечусь и нервничаю. Возможно, он даже понимал, что я чего-то жду. Но чего он хотел?
— Мы взрослые люди. Я понимаю, что жизнь — сложная штука. Ее прожить — не поле перейти.
— Что за чушь?! Мы не на лекции, Миша.
— Ты должна знать. Я готов многое понять и многое простить. Ради Артема, ради того, чтобы всем было хорошо. Ради нас.
— Ради нас? И что именно ты готов простить? — вспылила я. Передо глазами встало взволнованное лицо Рубина. «Я не смогу простить, если ты меня выбросишь из головы. Ты должна всегда думать только обо мне». Как бы там ни было, я бы предпочла именно такую кабалу сомнительной свободе «взрослого» понимания.
— Думаю, ты все поняла. Я просто хочу, чтобы все мы были счастливы.
— Я тебе верю, — кивнула я. Но про себя подумала, что счастье — это не то блюдо, которое мне предстоит отведать.
Однако дни текли. Образ смеющегося мускулистого парня, который хочет взять меня с собой и требует, чтобы я не смела его забывать, постепенно стал стираться. Прошло около полутора недель, и хотя идея со свадьбой почти совсем перестала занимать мое сердце и ум, все как-то шло само собой. Алексей не появлялся, а выкрутас с исчезновением на три дня все сочли очередным моим безумством типа купания сына в ледяной воде.
