– О, это не так сложно. Большинство языков имеет схожую лингвистическую конструкцию, – затянул было он, но я, слушая его вполуха, думала о своем. О своем будущем ребенке, который, если я все-таки умудрюсь родить его от именно этого нудного субъекта, имеет все шансы родиться не только умным и красивым (хоть, возможно, тоже нудным, но это я переживу), но еще и очень, очень и очень умным.
– Боже мой! – на всякий случай приговаривала я, слыша обрывки слов «фонетические единства» и «формирование словарного запаса».
– Вам интересно? – с удивлением спросил он после примерно пяти «боже мой!».
– Не то слово, – с готовностью подтвердила я.
– А вы какие-нибудь языки знаете? – спросил Владимир с надеждой. Я подумала, что единственный альтернативный язык, который я знаю после стольких лет несчастливого брака с Сергеем Сосновским, – это матерный. Но вряд ли вот тут, в полумраке этой заставленной книгами комнаты следует этим хвастать.
– В школе учила немецкий, – робко начала я.
– Shprehen? – радостно прощебетал он.
– О, нет-нет. Ничего вот этого моя не понимай. Я, честно говоря, училась не очень хорошо.
– Ладно, ничего, – выдохнул он. – Ну, как вы? Вам получше? Да?
– Лучше. Уже почти совсем хорошо, – кивнула я.
– А нога? – уточнил он. – Вам надо хорошенько выждать, прежде чем начинать тренировки, потому что на старую травму можно легко получить новую.
– Да? – огорчилась я. А как же мой план? Время не ждет, какой тут спорт, когда пора рожать! А если завтра война, то есть климакс? Хотя… что-то я ерунду плету, об этом мне думать пока рано. И все-таки долго ждать я не могу.
– Давайте я отвезу вас домой. Вы где, сказали, живете?
– Ой, спасибо, но я лучше возьму такси. И так я у вас чуть ли не полдня оторвала, – начала отнекиваться я. Еще не хватало, чтобы он увидел мой дом. И мою «стекляшку». И пункт приема стеклотары, что было бы хуже всего.
– Вы уверены? – почему-то расстроился он. – Может быть, побудете еще? Не хотите отварной индейки, очень полезно для здоровья? Или давайте-ка я сделаю вам морковный сок. А то с вашим гемоглобином…
– Спасибо. Я лучше пойду.
– Ну… что ж… – потерянно закивал он. Он что, правда хочет, чтобы я осталась? Странно. Зачем ему это? Есть в нем все-таки что-то, чего я никак не могу понять. Но в данном случае я решила думать, что он все-таки дергается именно из-за состояния моей ноги. Ему со мной еще бегать все-таки. Тренировать меня, учить уму-разуму. А учить уму-разуму он любит. Это видно невооруженным глазом. И сегодняшний тест это подтвердил.
– Нет, правда, огромное спасибо. И дайте-ка мне немедленно все ваши телефоны, пейджеры, адреса, явки и пароли. Я не отстану от вас, пока вы не сделаете из меня такого же прекрасно выглядящего спортсмена.
– Ну, это зависит не только от меня, – заюлил он, но лицо при этом довольно просияло. Все-таки он очень милый. И глаза эти, зеленые. Красота.
– Я буду очень стараться, – заверила я, позволив себе сказать это немного более низким голосом. И выразительно стрельнула глазами.
Через полчаса, заставив таксиста занести мой покореженный бывший горный велосипед домой и запихнув его останки в кладовку – умирать, я села на кухне (совсем не такой чистой, как хотелось бы) и, налив бокал красного вина (а оно, говорят, полезное) и закурив сигарету (первую за весь день, так как у рыцаря дома решила не курить, ибо это разошлось бы с образом), принялась думать. Занятие это было непривычным, но приятным. И чем больше я думала, тем больше убеждалась, что есть какая-то причина в том, что Владимир Тишман так легко поддался на мои уговоры. Причина есть. Он красив, молод (нет, не молод, но зато в какой форме!), свободен и, судя по квартире, вполне обеспечен. Зачем ему я и вся эта возня с тренировками? Нет, причина должна быть. И если я ее узнаю, я узнаю все, что нужно о Владимире. Выиграю ход – выиграю партию. Нет, все-таки, что он за человек, хотела бы я знать!
Глава шестая,
в которой происходит нечто странное и загадочное…
Хочешь большой, но чистой любви? Приходи в полночь на сеновал!
Из к/ф «Формула любви»
«Как тесен мир!» – сказал кто-то из великих, а мы теперь на всех углах вынуждены убеждаться, что это действительно так. Стоит выйти со двора, как упираешься в родного отца, загорающего на любимом месте на лавочке, прямо напротив подъезда.
– Папуля! – радостно восклицаешь ты, подбегая к нему, чтобы обнять его, чтобы прижаться к отцовской груди. Правда, это не совсем удается, так как встать папуля пытается, но не может – его уже штормит, баллов 7–8 по шкале Рихтера, не смотрите, что всего девять тридцать утра. Вторника. Подумаешь! И во вторник бывают шторма.
– Доча, как ж я рад тебя видеть! – с трудом выговаривает он, умильно улыбаясь со своего места в партере.
– Я тоже, папочка, я тоже. А мамочка знает, что ты уже тут как тут? – подозрительно осматриваешь ты окружающий ландшафт.
– Мамочка? Ой, мамочка сейчас так занята, так занята. Все по поликлиникам да по врачам!
– Что, случилось что-то? – беспокоишься ты.
– Да вот, пытается оформить инвалидность, – с горьким, страдальческим видом поясняет отец.
– Да что ты! Инвалидность? Но она же… здорова, как конь в пальто! Что? Не молчи, я все перенесу.
– Да на меня инвалидность она оформляет, – с неохотой поясняет отец. – Чтоб за квартиру, значится, не платить.
– А! – доходит до тебя. – Ну, а что же ты тут сидишь? Нарабатываешь инвалидность?
– Доча! – обижается папа, но тут (мир же тесен) из подъезда выходит твой бывший муж (будь он неладен) Сергей Сосновский и видит тебя, в кругу друзей и близких около стеклотары. А ты, как назло, не при параде, без колец и браслетов, а наоборот, в шортах и майке с пятном под мышкой, потому что жарко невыносимо и уже не хочется одеваться, а хочется только раздеваться. И поливаться водой.
– О, Серега! – восклицает папа, забыв на секундочку, что мы давно в разводе. Сергей отводит глаза, а из подъезда вылетает Катерина – как раз при параде. В легком бежевом платье, с помадой на губах, еще более худая (что, кстати, уже не сказать, чтобы так уж ее красило). И с коляской.
– Сергей, ты завел машину? – громко спрашивает она, скользя по тебе (и папочке) колючим взором.
– Уже иду! – с раздражением отвечает Сергей, а ты не знаешь, куда провалиться. И по-быстрому бежишь со двора, чтобы никого не видеть, не слышать, но настроение уже окончательно и бесповоротно испорчено. И хочется волком выть, но при этом только срываешься на клиентов, скапливаешь очереди около кабинета и хочешь уволиться к чертовой бабушке и переехать жить куда-нибудь на край света. Хоть в Челябинск, в эту чугунную столицу России.
Но иногда все бывает не так. Совсем по-другому. Бывает, что ты встаешь рано-рано, когда солнце еще не начало жарить землю, как картофель фри. И зелень еще не завяла от огненно-раскаленного воздуха, а, напротив, распушилась по газонам, покрытая прохладной росой. И пробки еще стоят где-то в районе МКАДа и не добрались до наших районов. А ты выходишь из подъезда, умытая, причесанная и даже немного подкрашенная (согласно поставленным задачам), в спортивном костюме, купленном буквально на днях, – потому что бежишь на тренировку к Владимиру, он ждет тебя на перекрестке, там, где заканчивается бульвар. Стоит, прислонившись к дереву, и высматривает тебя. И ты проходишь мимо подъезда, а на лавочках у «стекляшки» – никого. Только кот какой-то сидит и вылизывает лапу. И никакой Катерины и тем более Сергея. И папа мирно спит дома, не расстраивает маму. И все просто прекрасно, а Владимир при виде тебя улыбается и отходит от дерева, идет навстречу, на нем свободно сидят длинные зеленоватые шорты с множеством карманов, кроссовки с большой амортизирующей подошвой, специально для длительных пробежек. И футболка-поло с надписью «Manchester» на спине. Ноги длинные, а из-за шорт кажутся еще длиннее, а глаза зеленее. Красивый мужчина, как ни крути.
