Среди ночи Джордж проснулся, услышав тихий плач Алексис, и
принялся утешать ее, но она все плакала.
— Что ты, Лекси? — наконец спросил он, гадая,
ответит ли она, нарушив свое страшное молчание. Ведь она такая грустная и,
наверно, может только плакать. — У тебя что-нибудь болит?.. Тебе плохо?
Хочешь к Эдвине?
Она помотала головой, глядя на него и прижимая к груди
куклу.
— Я хочу к маме… — прошептала она, ее большие голубые
глаза испытующе смотрели на него.
У него самого навернулись слезы, и он обнял Алексис.
— И я тоже, Лекси… и я.
Они заснули, держась за руки, двое из детей Кэт, решившей
остаться с мужем. Они все помнили, как сильно она их любила, как родители нежно
любили друг друга, но теперь все это в прошлом. Остались только дети, которых
они произвели на свет, шесть жизней, шесть душ, шесть драгоценных созданий,
спасшихся от гибели. А Кэт, Берт, Чарльз и многие другие ушли навсегда.
Навсегда.
Глава 6
В четверг вечером моросил дождь, усиливая тоску и уныние,
царящие на борту «Карпатии».
Эдвина и Филип, стоя на палубе «Карпатии», которая, миновав
статую Свободы, входила в Нью-Йоркский порт, смотрели на родные берега. Они
опять дома, или по крайней мере в Штатах. Но они не испытывали чувства радости
и облегчения. Им казалось, что они потеряли все, и Эдвине приходилось
напоминать себе, что они хотя бы живы и все вместе. Но прежняя жизнь уже не
вернется: погибли родители, погиб ее будущий муж. Ведь всего через четыре
месяца они с Чарльзом должны были пожениться, а теперь его нет. Его благородная
душа, доброе сердце, красивое лицо, улыбающиеся глаза, которые она так любила…
все ушло навсегда, а с ними и ее надежды на счастье.
Филип повернулся к сестре и увидел, как по ее щекам текут
слезы.
«Карпатия» медленно входила в порт, сопровождаемая двумя
буксирами, но не было ни гудков, ни приветственного рева сирен. Только скорбь и
траур.
Капитан Рострон обещал оградить пассажиров от назойливого
любопытства репортеров и сделать все, чтобы прибытие корабля прошло без шума.
Он предупредил, что хоть радиста и осаждает все время пресса, но журналистов на
пароход не допустят. Спасшиеся с «Титаника» нуждались в покое, и капитан взял
на себя ответственность оградить их от бесцеремонных, безжалостных, падких на
сенсации репортеров.
Эдвина сейчас могла думать только о тех, кого они оставили
где-то в морской пучине. Филип держал ее за руку и тоже думал о том, что все
могло бы сложиться иначе, если б судьба оказалась к ним не столь жестока.
— Вин? — Он не называл ее так с тех пор, как был
ребенком, и она сквозь слезы улыбнулась.
— Да?
— Что мы теперь будем делать?
Они уже не раз пытались говорить об этом, но Эдвине некогда
было как следует все обдумать:
Тедди болел, Алексис находилась в глубоком шоке, да и
остальные дети требовали заботы. Джордж как-то притих в последние дни, и Эдвина
даже начала скучать по его вечным проделкам. Маленькая Фанни плакала всякий
раз, когда Эдвина даже на минуту отходила от нее. На Эдвину вдруг обрушилась
огромная ответственность, и они с Филипом заботились о младших в меру своего
умения.
— Я не знаю, Филип. Думаю, поедем домой, как только
Тедди совсем поправится. — Он все еще ужасно кашлял, а накануне у него был
жар, поэтому сразу в Калифорнию им ехать было нельзя. — Нам придется
немного побыть в Нью-Йорке, а потом отправимся домой.
Что же будет с домом, с газетой? Но думать об этом теперь —
выше ее сил. Единственное, чего хотела Эдвина, это вернуться назад… хоть на
миг… хоть на несколько дней вернуться в тот вечер, когда она танцевала с
Чарльзом под счастливые звуки регтайма. Как все было просто, когда он кружил ее
по залу, а потом пригласил на вальс, самый ее любимый танец. Они так много
танцевали в те четыре дня, что она стоптала свои туфельки, а теперь ей
казалось, что она никогда больше не захочет танцевать.
— Вин? — Филип понял, что мыслями она далеко
отсюда: Эдвина цеплялась за воспоминания, не желая смириться с жестокой
реальностью.
— М-м?.. Прости…
Она, борясь со слезами, стала смотреть на пасмурный город,
мечтая о совсем другом возвращении. Каждый на «Карпатии» мечтал о том же.
Оставшиеся в живых стояли у поручней, оплакивая тех, кого они потеряли четыре
дня назад. Четыре дня, похожие на целую жизнь.
Многих встречали родственники и друзья, но Уинфилдов некому
было встретить в Нью-Йорке. Берт перед отъездом забронировал несколько номеров
в «Ритц-Карлтоне», там они и остановятся до отъезда в Калифорнию. Однако
простые на первый взгляд вещи внезапно оказались довольно сложными. У них нет
денег, одежды, Алексис умудрилась потерять где-то свои туфли, а у Эдвины
осталось лишь голубое вечернее платье, превратившееся в лохмотья, да шерстяное
черное, которое ей дал кто-то на «Карпатии» в тот злосчастный день. Эдвина
раздумывала, чем им платить за гостиницу, и решила телеграфировать в контору
отца в Сан-Франциско. Теперь ей придется самой решать вопросы, о которых еще
неделю назад она даже не имела представления.
С парохода они послали радиограмму в «Уайт стар» с просьбой
известить дядю Руперта и тетю Лиз, что все дети Уинфилдов спасены, но Эдвина
понимала, каким тяжелым ударом будет для тети потеря единственной сестры. Такое
же сообщение послали в контору отца.
Предстояло обдумать очень многое, и Эдвина очнулась, лишь
когда появилась целая флотилия буксиров, раздались пронзительные гудки и
загремели залпы с каждого судна в порту. Атмосфера мрачного молчания, в которой
они прожили четыре дня, была разрушена.
Филипу и Эдвине не приходило в голову, что их трагедия
окажется в центре всеобщего внимания, и, глядя на катера, яхты и паромы,
набитые репортерами и фотографами, они поняли, что им предстоит нелегкое
испытание.
Но капитан Рострон сдержал слово, и никто, кроме лоцмана, не
поднялся на «Карпатию». Фотографам пришлось довольствоваться теми снимками, что
удалось сделать с большого расстояния. Единственный фотограф, проникший на
пароход, был схвачен и отправлен к капитану.
В 21.35 «Карпатия» медленно подплыла к причалу 54, и на
минуту на корабле все стихло. Ужасное путешествие подходило к концу. Сначала
спустили спасательные шлюпки, как четыре дня назад с «Титаника». Люди стояли у
перил и смотрели, как вспышки света разрывают ночное небо. Шел дождь, и
казалось, сами небеса плачут над пустыми шлюпками. Люди стояли в благоговейном
молчании, глядя, как покачивающиеся лодки быстро отдаляются от них.
Алексис и Джордж поднялись к Эдвине с Филипом после того,
как спустили шлюпки, и Алексис заплакала, уцепившись за Эдвину. Та прижала
сестренку к себе, как это всегда делала Кэт, но в последние дни она ясно
почувствовала, что никогда не сможет заменить Алексис мать.
